Соседи часто стараются воспользоваться занятостью внутренними проблемами государства и активизируют военные действия. Такая опасность ясно осознавалась в самом ВКЛ. Еще не став великим князем литовским, Александр Казимирович, обращаясь к жителям ВКЛ, писал о своем скором избрании: «…ажбы некотории неприятели, побачивши тую нашу пригоду (т.е. смерть Казимира. — В. Г.), Боже уховаи, не сягнули на тое панство, на отчину нашу, на Великое кн(я)ж(ес)тво Лит(о)вское и русское, для того есмо тут застали (т.е. остался в ВКЛ, чтобы возглавить его. — В. Т.)»[6]. Так же четко понималась необходимость собственного, отдельного от Польши, правителя в ВКЛ. Представители панов рады ВКЛ в обращении к жителям тех же земель (Витебской, Волынской, Киевской, Полоцкой и Смоленской) заявляли: «Королевича, его м(и)л(о)сти сына Алексанъдра у Великом кн(я)ж(е)стве Литовском зоставили есмо для того, ажъ бы земля была безъпечна (обезопашена. — В.Т.) отъ сторонъ неприятельских»{113}.
Ожидание московского нападения побудило правительство ВКЛ осуществить ряд внешне- и внутриполитических акций. Прежде всего, были налажены отношения и испрошена помощь у Польши («людми и пенезми»){114}. Определенный расчет был и на «цара заволского» (хана Большой орды), которого уговаривали «абы намъ был помочонъ противъ тог(о) нашого непрыятеля»{115}. «Радни и помоцни» могли быть магистры Тевтонского и Ливонского орденов{116}. Хуже обстояло дело с крымским ханом Менгли-Гиреем. Как раз в это время разгорелась борьба вокруг строящейся татарами на Днепре крепости Тятин{117}, конфронтация нарастала, и после (уже в 1495 г.) «царь перекопский» прямо «войну пустил в нашу землю»{118}. Явно недобрососедскими выглядели у правительства ВКЛ отношения и с верным московским союзником, «воеводой волоским» (молдавским) Стефаном{119}.
В 1493 г., уже после ответного похода московских воевод на города Поугорья и Верхней Оки, великий князь Александр выражал смоленскому наместнику Юрию Глебовичу готовность «со всими нашыми землями» выступить «безъ мешканья» против неприятеля «ку обороне панъства нашого и всих добрыхъ людей подданыхъ нашыхъ». Вперед будто бы был выслан новогородский наместник пан Юрий Пацович{120}. Таким образом, к началу 1493 г. в ВКЛ была, наконец, осуществлена мобилизация военных ресурсов на войну с Москвой. Но, очевидно, сам великий князь литовский осознавал мизерность своих возможностей. Приоритетной стала задача заключения мира, даже путем значительных уступок. С панами радой было условлено на переговорах отступиться от претензий на Великий Новгород, Великое княжество Тверское, Великое княжество Рязанское и т.д., «aby dokonczanie tym sie newzruszyło»{121}.
Приход к власти в ВКЛ великого князя Александра, действительно, стал рубежом между двумя периодами как, в целом, внешней политики государства, так и, в частности, в ходе московско-литовской пограничной войны. Правительству ВКЛ срочно пришлось налаживать связи с отделившейся Польшей, подтверждать договоры с другими соседями, изыскивать внутренние возможности для ведения войны. Состоянием нестабильности, уязвимостью обороны ВКЛ поспешил воспользоваться великий князь Иван III. Такая естественная реакция Москвы на ослабление западного соседа и была воспринята рядом исследователей в качестве начала настоящей войны.
6
Ibid. № 3. Р. 54. Документ составлен после 7 июня (смерть Казимира), но до 20 июля 1492 г. (избрание Александра на сейме великим князем литовским).