Поскучав еще немного, кляня свой дурацкий интровертный характер и допив-таки сок, я додумалась глянуть на часы. Двенадцать! Да меня родители прибьют!
Я подскочила как ошпаренная, опрокинув на себя тарелку с салатом оливье, из которой только-только вынул лицо один особо перетрудившийся студент, приблизивший на один шаг к реальности Катину мечту об идеальной вечеринке.
– Кать, мне пора домой, – обратилась я к виновнице события, вытирая джинсы салфеткой. Та что-то собиралась возразить, но я перебила: – Не переживай, я папе позвоню, он приедет. – А про себя подумала, что если неприятности начинают сыпаться, то делают это основательно и безостановочно.
– Ты, Юль, выпей сначала, – оторвалась от любимого дела Танька, – а папа твой никуда не денется! Не морозь меня-а-а-а… Кстати, спасибо, что позвала на тусовку!
– Я не звала, ты сама напросилась, – зло парировала я, удалившись-таки из-за праздничного стола и поправляя теперь перед большим зеркалом, висящем на стене возле двери, свои собранные в хвост светлые волосы. В темноте джинсы все равно не видно, потому что они темные, а вот непорядок в волосах обязательно бросится в глаза.
– Действительно, Юль, – поддержала эту вредину Катька, – оставайся ночевать, места всем хватит, было бы желание.
– А оно есть! – поддакнул пьяный белобрысый парень, Женька Логинов, и со значением воззрился на мою подружку, но та сделала вид, что ничего не заметила.
– Нет, я пойду! – разозлилась я и топнула ногой для пущей убедительности высказывания. Что-то со мной сегодня творится, настроение ни к черту. Я с рождения была некоммуникабельной, но чтобы так уж реагировать на попытку оставить меня в компании веселых студентов и одной бабушки… Даже для меня это слишком.
Короче, эти мысли прибавили мне еще большей решимости к дезертирству, ибо я просто-напросто испугалась, что через пять минут пребывания в социуме, окончательно озверев, начну кусаться. Катька любезно и разумно предложила подождать папу в доме, но я с гордостью отказалась и вышла, громко хлопнув дверью.
– Ну, погоди у меня, Любимова! – негодовала я, неумело маневрируя между грядками с рассадой. Неумелость была рождена вследствие неимения собственного домика в деревне с обычно прилагающимся к нему огородом и дала о себе знать следующим образом: зацепившись мыском кроссовки за торчащее из земли растение, которое в темноте практически невозможно было идентифицировать (наверняка какой-нибудь будущий овощ), я потеряла равновесие и упала, успев-таки простереть вперед руки, чему несказанно удивилась: а как же мое невезение? В то же время было бы везение – упала бы я пусть даже на руки?
Устроившись между грядками на корточках и отряхивая ладони одна об другую, увеличивая от этого масштабность загрязнения поверхности кожи, я услышала какое-то шевеление поблизости. Прислушавшись к шороху, похолодела: кто-то ко мне подкрадывался со стороны крыжовника. Оглянувшись на дом, я поняла, что сглупила. Позвонить отцу можно было и оттуда, наплевав на шум, а затем ожидать скорого приезда родителя в комфорте и безопасности. Сейчас же, находясь в абсолютной темноте и одиночестве, я всерьез запаниковала. И ограбить могут, и убить, и, что самое худшее, почку выкрасть. Почему третье хуже второго? Да потому, что в то время, как на моем теле будет красоваться чудного вида шрам, сделанный в спешке малоопытным хирургом с купленной в переходе метро лицензией, кто-то в далекой Америке будет радоваться удачно имплантированному ему здоровому и функционирующему органу. А мне даже денег не заплатят. Несправедливо!
Шевеление повторилось. Я испуганно икнула и достала мобильный, но, подумав, положила его обратно: чего грабителей провоцировать? Телефон у меня без наворотов, довольно дешевый, но на безрыбье – и Siemens рыба. С тем чтобы пропасть из поля видимости потенциального грабителя, я заныкала светлую голову между грядок, опустив ее как можно ближе к земле, да перестаралась – лоб уперся в пачкающуюся почву, а сама я с выпяченным задом начала походить на пугливого страуса, но все же появилась надежда на спасение: темный зад было тяжелее различить в темноте, нежели светлый верх. Тут грабитель подкрался совсем близко и, громко мяукнув, потерся мягкой шерстью о мою руку.