– Ты уверена, что Юрочкины живут здесь? – первой прекратила я игру в молчанку, когда подружка потащила меня к одному из подъездов, над которым значилось: «квартиры 1—96».
– Да.
Мы в таком доме были впервые, потому обе несказанно удивились, услышав за своими спинами недоброжелательное: «Вы к кому?» – а обернувшись, увидев старушку в платочке, сидящую за чистеньким столом с амбарной книгой в руках.
– К Юрочкиным, в тридцатую, – сообщила Катька.
– А Георгия Алексеевича нет, – сразу подобрела тетка, поняв, что мы не чеченские террористы. – Он в командировке, в США.
– Знаем, мы к его жене.
– Она сегодня на смене, придет только на обед, зато дома Ефросинья Григорьевна и дети. – Осведомленность бабки поражала. Ей бы в ФСБ работать.
– Тогда мы к ним, – не сдалась упертая Катька.
– Тридцатая на пятом этаже, – уступила старушка, но стоило нам вздохнуть полной грудью и развернуть свои торсы к лифту, как консьержка окликнула нас:
– Доченьки, а записаться?
Выдав дотошной «фээсбэшнице» фамилии, имена, отчества, серии и номера паспортов, даты рождения, а также рост, вес и сексуальную ориентацию, мы блаженно выдохнули и, выслушав подробную инструкцию по пользованию подъемным механизмом с названием «лифт», потопали по шикарному красному ковру к нему же.
– Считаешь, им нужно наследство? – хмыкнула я, пока мы поднимались на пятый этаж.
– Не знаю. Но кто-то же убил наш труп?
Лифт остановился, мы вышли, Катерина надавила на кнопку звонка. Из-за двери послышалось заливистое пение соловья.
– Кто тям? – раздался детский альт по ту сторону двери.
– Кто-нибудь из взрослых дома? – спросила я у ребенка, наклонившись, чтобы ему было лучше слышно.
– Мы с Еголкой и бабуфка, тока она спит. Но мы вам не отклоем, потому фто папа в туалете сидит.
Железная логика!
– Да, – поддакнул другой, еще более высокий голосок.
Тут за дверью началась какая-то ребячья возня, видимо, детям и минуты было жалко тратить на разговоры с тетей, вместо того чтобы весело себе играть.
Мы призадумались, как поступить. Нет, ну надо детей отваживать от незнакомцев за дверью, имея такого пса в консьержах! Они так и мать родную не пустят.
Я уж решила, что придется ее ждать, когда Катя проявила чудеса сообразительности.
– В таком случае не получите конфет, которые купит вам бабушка на пенсию, что мы принесли.
– Конфет? – заинтересовались с той стороны. – Шоколадных?
– Шоколаднее не бывает, – заверила Катька, дверь, как по волшебству, отворилась, а я с уважением уставилась на подругу.
– Еголка, – обратился к брату старший мальчик, пятилетний Артем, – беги будить бабуфку, пенсию плинесли.
Тот с громкими криками покандылял в комнату, раскорячив свои ножки колесом.
Вот тут уверенность моя слегка пошатнулась. Выйдет сейчас бабка и будет с нас пенсию требовать, что тогда? Я даже не поленилась полезть в сумку за кошельком и проверить его содержимое. Да-а, не хватит. Но Катька стояла с невозмутимым выражением на лице, она бодро мне подмигнула, мол, я знаю, что делаю. В итоге я решила, что в ее кошельке несоизмеримо больше, нежели в моем. На крайняк сложимся и выгребем всю мелочь.
Заспанная Ефросинья Григорьевна высунулась из одной из четырех комнат этой квартиры и с недоумением пополам с непониманием на лице потопала в нашу сторону.
– Что-то вы рано с пенсией-то.
Катька сотворила искреннее удивление во весь свой прекрасный фейс (что даже я ей поверила) и изрекла:
– С какой пенсией?
– Как же? Мне Егорушка сказал…
– Он, наверно, что-то перепутал. Мы просто в гости зашли, поговорить.
– Вы кто? А, небось с Ангелининой работы. Проходите.
– Нет, мы знакомые Натальи Крюковой, – встряла я и поняла, что поступила очень опрометчиво и неосторожно, в силу того что Ефросинья Григорьевна покраснела, глаза сузились до щелочек, и она стала своей огромной тушей потихоньку придвигать нас обратно к выходу, откуда мы с таким трудом прорвались почти до кухни, яростно приговаривая: