Но девушка эта - а звали её Алекс, - обладала многими удивительными способностями, хотя в чертах её лица не было ничего способного удивить, кроме классической соразмерности всех линий в целом: в меру широкий рот, нижняя губа чуть толще верхней, как этого требуют античные каноны, не слишком широко, но и не близко посаженные глаза. Но одно из свойств её характера заключалось в заразительной какой-то, спокойной рассудительности. Точнее, в рассудительном, успокаивающем воздействии на того, кто с ней общался. Так, мы встретились и сразу же начали беседу, когда я находился еще под ярким впечатлением четверостишия, как раз прочитанного мною в одой из газет - красной ли "Либертэ", или какой другой, не имело значения, эти дебильные четыре строчки могли быть напечатаны в любой из трех конкурирующих газет, так верно они передавали единственную общую ноту в настрое всех трех конкурирующих изданий:
"Скучно без счастья и воли.
Жизнь бесконечно длинна.
Хоть бы убили кого-нибудь, что ли...
Чаша с краями полна!"
Помню, как я , кипя от возмущения, не покраснев, прочел ей эту интеллектуальную порнографию. Она же только шире распахнула внимательные серые глаза, спокойно сказала:
- А ведь ты верно подметил, что некоторые, такие и подобные им, речи, стихи, публикации вполне можно, в межпланетном праве, приравнять к оружию массового уничтожения...
...И таким участием к моему возмущению быстро его, возмущение это, свела не нет, упокоила. О чем мы говорили дальше, как я уже отметил, просто не помню, моё негодование угасло, даже волнение утихло, слова потеплели, и, в тот ласковый вечер, мы, разговаривая, казалось, просто обнимались всеми теми словами, что мы говорили друг другу.
И закончился этот спокойный ласковый вечер не так уж и странно. То есть это теперь я это понимаю. Тогда-то мне то, что случилось, а вернее, ТО, ЧЕГО ТАК И НЕ ПРОИЗОШЛО показалось чем-то необычайным: то ли отсталостью Алекс от своих подружек, то ли враждебной мне магией "фэн-шуя" её квартиры. Но теперь я всё это понимаю по-другому.
С такой серьезной, спокойной девушкой, как Алекс, я, конечно, избалованный на Драйбурге, тогда непростительно поторопился. И обидел её, возможно. Но это теперь мне ясно. Тогда, конечно, я ушел, кипя в душе от обиды.
Мы с тихой нежностью целовались в ее квартире у окна. Её губы были такими же спокойными и нежными, какой казалась мне в тот вечер сама Алекс, затем я медленно подвел ее к тахте, провел руками по всей ее стройной фигуре, с удивлением обнаружив большие , твердеющие груди над мальчишескими почти ребрами, и тогда повел рукой ниже, к ее твердому животу и... И вот тут стукнулись со щелчком друг о друга коленки расслабленных до этого, но теперь вмиг с силой сдвинувшихся ног, и она всем телом откинулась, и посмотрела на мня долгим серьезным взглядом.
А я? Что - я? У меня всегда существовало довольно жесткое правило для сходных ситуаций, неожиданно стискиваемых коленок и тому подобного. Я никогда старался не гадать - что это, приглашение к пикантной игре в изнасилование или просто глупость, ведь, казалось, взрослые люди должны бы понимать с какой целью, по обоюдному, кстати, желанию, велась вся предшествовавшая такому вот обломному моменту игра. И я никогда не стремился ни разыгрывать из себя Кокона-варвара, ни становиться соучастником в глупости. Я тоже на неё посмотрел, но - особым прощальным взглядом ╧ 9 и ушел в ночь, не дождавшись разъяснений и не осознавая, что её образ слишком глубоко отпечатался в некоей таинственной матрице в моей душе.
- Я обязательно позвоню тебе в отель, - только и сказала она вне вслед, отворачивая лицо.
Надеюсь, для того, чтоб я не видел, как ее всегда спокойные черты покрывает румянец волнения. А впрочем, что за чушь!
Так тогда я ушел из ее квартиры в сером доме на границе Синего и Желтого районов. А теперь я сомневаюсь ЕЁ ЛИ это была квартира.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
И ГРЯНУЛ ГРОМ!
"Во имя вольности такой,
Вдруг грянул гром Свобод рожденья,
И поздно крестится герой:
Повязан кровью он освобожденья!"
Салават Юлаев, "Гром Свободы", пер. с
башкирского - полк. Ив. Михельсона, 1789г.
Уже через четверть часа я оказался на улице Люксембургских Роз в Красном муниципальном секторе. Всё просто: заявляться среди ночи в благородный отель "Пхай-Пхай" мне не слишком хотелось, еще придется объяснятся с местной Безбедностью, поэтому я набрал на коммуникаторе личный шифр Люси, та оказалась у Арлен, через некоторое время и я объявился там же, оттуда мы двинули на какой-то праздник и обо всем дальнейшем я опять-таки не смог бы вам рассказать. Но на этот раз не только потому, что "слово дал".