Нельзя было рассчитывать ни на кого, кроме как на себя.
Хокаге заинтересован в реформации Хьюга — хорошо.
Хината знала, с чего можно начать.
Старейшина Таканахана умерла во сне неделю спустя, и на похоронах никто не плакал.
Куренай-сенсей не спросила потом, как чувствует себя ученица, она и сама прекрасно знала. Но если у неё были какие-то подозрения, о них никто не услышал; в конце концов, владение искусством гендзюцу требует не только точности и воображения, не только способности выстраивать причинно-следственные связи, но и таланта хранить молчание, когда требуется.
Хината была слишком строго воспитана, чтобы выдать своё облегчение. Это сыграло на руку.
Только в тишине собственной комнаты глубокой ночью она позволяла себе думать: можно ли ей вершить человеческие судьбы?
И хотя на сердце скребли кошки, и хотя траур пришлось носить ещё несколько недель по старейшине, нет, ей не было совестно. Госпожа Таканахана ведь вершила, и делала это с удовольствием, с наслаждением… упиваясь чужим унижением, чужой болью.
Женщина, отравленная собственными нереализованными амбициями, не знает сострадания.
Зависть и гнев — вот оружие таких цветов, уже почти поглощённых гнилью старости.
Когда четыре месяца спустя не стало старейшины Наоки — который всегда смотрел на женщин свысока, который сёк кузена Неджи за непослушание до рваных шрамов на спине, словно от оторванных крыльев — Хината не позволила себе улыбнуться.
Всё шло по плану. По её дерзкому, отчаянному плану.
Ханаби заслуживала спокойное счастливое детство. Неджи заслуживал признание клана, полученное при жизни, а не посмертно.
Хинате не было совестно. Скорее, просто грустно.
«Может быть… может быть, Таканахана и Наоки были когда-то такими же Ханаби и Неджи, и их тоже сломали, а потом испортили».
«Но всё в порядке. Всё будет в порядке. Я никуда не уйду».
========== Первые реформы: калейдоскоп ==========
1.
— По поводу театра можно не беспокоиться, — беспечно заявил Шикаку.
— Почему? — сразу же заинтересовался Иноичи.
— Я черкнул письмецо даймё, — хитро улыбнулся Пятый. — После раскланиваний зашёл сразу же с дифирамбов, мол, так и так, о-о-очень люблю театр, хочу между столицей и Конохой культурный обмен, чтобы люди посмотрели на красоту и начали в неё вкладываться и ей учиться.
Иноичи даже присвистнул:
— Это… очень умно. Вот только… Курама разозлятся.
— Я пришёл к решению, что мне до пизды, — великодушно махнул рукой Шикаку. — Прощаю их в честь моей инаугурации.
2.
Пока Чоджи с увлечением и огнём в глазах рассказывал о своём обучении в госпитале, Шикамару лениво потягивал холодный чай через трубочку, периодически кивая головой. Наследник Акимичи часами мог восхищённо тараторить о помощи пациентам и взаимосвязи употребляемой пищи со здоровьем и трезвым рассудком. «Хорошо, что он нашёл себя» — с теплом думал Шикамару о своём лучшем друге. Чоджи, неагрессивный человек по своей натуре, нашёл способ применить себя на пользу общества. С недавнего времени у него появились грандиозные и светлые планы на жизнь, а именно — получить ранг чуунина, стать дипломированным ирьенином и открыть новый ресторан клана, специализирующийся на здоровой, сытной и вкусной пище.
— А твои как дела, Шикамару? — с искренним любопытством спросил Чоджи.
Наследник Нара задумался.
Он не хотел говорить о преступлениях, которых на территории не только Конохи, но и страны Огня оказалось достаточно, чтобы приобрести как цинизм, так и сочувствие. Несмотря на позицию отца, самого Шикамару уже потихоньку начинали воспринимать как уникального профессионала, и этот факт радовал, но не являлся новостью.
Он взлохматил отросшие волосы, которые перестал носить в традиционной причёске своего клана, и вдруг ухмыльнулся:
— Я теперь знаю, как склеить симпатичную девчонку за одну минуту.
— Да ладно? — чуть не поперхнулся своим перекусом Чоджи. — Гонишь!
— Не-а, — вид у Шикамару сделался хитрым. — Надо всего лишь проявить воспитанность. Видишь, что леди некуда сесть — предложи своё лицо.
Чоджи, густо покраснев, закашлялся.
«Хорошо быть профессиональным детективом» — довольно подумал Шикамару.
3.
— Я не поеду на эту вакханалию, — твёрдо заявил Саске. — Вам надо, сами и мучайтесь.
Джирайя сардонически приподнял на него бровь.
— И не пытайтесь меня уговорить, — добавил юный глава полиции Конохи. — У меня запасов бумажной волокиты хватает на ближайшие два месяца.
— Ты в курсе, что можно использовать клонов? — поинтересовался Жабий Отшельник.
— Вы и сенсей можете ко всем чертям сходить с этим дурацким советом. Мигрень того не стоит.
— Но на первом съезде по правам гомосексуалистов в стране Огня будут присутствовать Акацуки!
— Учива Итачи это Учива Итачи. А Учиха Саске это Учиха Саске, — последовал упрямый и безапелляционный ответ. — Пусть сам со своими озабоченными и разбирается. Мне и своих озабоченных хватает, — и кинул угрюмый взгляд в сторону бывших агентов Корня, которые зубными щетками красили стены в новом здании полиции. Над усердно трудящимися стоял Неджи, сложив руки на груди; судя по его виду, ему очень нравилось руководить процессом.
К запаху краски в коридоре примешивался аромат молотого кофе — стажёр из Тен-тен получился очень заботливый и глубоко понимающий нужды своего начальства. И хотя она метила в департамент внешней разведки, Саске не без сожаления понимал, что будет скучать по единственному абсолютно адекватному и психически здоровому человеку в его окружении.
С другой стороны, как на удивление мудро заметил Наруто, если сильно соскучиться, можно и жениться…
Саске помотал головой и прижал к носу надушенный платок. Краска и кофе плохо влияли на его рассудок, так он решил.
— В общем, мне некогда, — подытожил. — Но вы потом всё равно расскажите, что там насчёт ориентации Итачи. У нас тут ставки.
Джирайя не без усмешки кивнул.
4.
— Короче вот так вот оно и получается: Киба, Шино, Сакура и я — и с первого раза прошли вступительные экзамены в АНБУ, даттебайо! — громким шёпотом торжественно закончил Наруто. — Там, конечно, учиться ещё ого-го, а потом испытательный срок, но всё равно!
— Поздравляю! — искренне обрадовалась за него Ино. — Я в следующем году буду пробовать.
— А чего не в этом?
— Ну, да, пустяки, — она потеребила хвост. — Мы в процессе расторжения одной политической помолвки.
— Твоей?!
— Да моей-моей, тихо ты. Орочимару-сан медленно доводит семью недожениха до нужды пойти на психотерапию.
Наруто недоумённо почесал затылок.
— А зачем?
— Ну, он вызвался, — пожала плечами Ино. — Папа говорит, Орочимару-сан сейчас исследования проводит. Без экспериментов. Надо же человеку чем-то заниматься.
— А мне Генма-сенсей рассказал, кто нас в АНБУ курировать будет! Легендарный Пёс, как тебе такое? Только он что-то перепугался, даттебайо. Два раза попытался уйти в отставку, как узнал, что его назначили, и один раз сбежал из страны, якобы в отпуск. Ну, мы его нашли, разумеется. Против насекомых Шино, нюха Кибы, овец Сакуры и моих уток у него не было шансов. Он потом нёс какую-то чепуху, что, мол, проверял нас так, но мы-то знаем!
— Сбежал, говоришь? — хитро прищурилась Ино. — Если ещё раз так сделает, шепни мне. Надо же будет чем-то занять Орочимару-сана. Он как раз сейчас бессознательным занимается.
— Капитан Пёс весьма сознательный!
— Проверим насколько, — лицу Ино так шёл опасный оскал, что Наруто даже засмотрелся ненадолго. Потом прикусил губу. Нет, сначала АНБУ, а потом он как-нибудь что-нибудь придумает. Надо же что-то за душой иметь! За клановыми принцессами с Кубикирибочо ухаживать надо правильно. Сенсей так сказал.