Параллельно с увеличением количества и качества вооружений у «иррегуляров» произошло существенное снижение возможностей «регуля-ров». Например, если Советский Союз мог позволить себе потерять свыше 300 вертолётов за 9 лет войны в Афганистане, то для РФ даже потеря пары вертолётов в Сирии — тяжёлые имиджевые и экономические потери. Причины разнообразны, но главная — несопоставимость мощи вооружённых сил и страны в целом СССР и современной РФ.
Из этого количественного роста вооружённости современных участников конфликта последовали вполне качественные преобразования для военной медицины. То есть если в Афганистане вертолётная эвакуация раненых худо-бедно действовала, то во время событий на Донбассе — как там было с вертолётами у обеих сторон? Кто мне скажет?
Правильно, НИКАК. По целому ряду причин вертолётная эвакуация отсутствовала практически весь конфликт у обеих сторон.
В дальнейшем, ситуация будет только ухудшаться. По мере разрастания боевых действий по всему миру, у любых, самых диких «иррегуляров» могут найтись самые современные тяжёлые комплексы ЗРК, на гусеничном или колёсном шасси, с весьма существенным радиусом действия и экипажами «отпускников» или «их-тамнетов» весьма высокой квалификации от любой заинтересованной страны. А если добавится ещё и возможность воздействия современной авиации — то тогда дела у вертолётчиков станут совсем плохи....
Аналогичная ситуация и в ходе других современных конфликтов на других театрах военных действий. За исключением США и Израиля сейчас полноценную вертолётную эвакуацию раненых позволить себе не может никто.
Отсюда вывод: хорошо, если она присутствует и исправно функционирует. Однако военный медик должен быть готов успешно работать при полном её отсутствии.
Буквально один абзац считаем необходимым добавить о транспортировке раненых вообще. Опыт Донбасса (а также прочих мест) учит нас, что, как правило, противник рассматривает транспорт, эвакуирующий раненых, не просто как вполне законную, а желанную и актуальную военную цель. Соответственно, транспортировка раненых может быть сопряжена (и, как правило, была сопряжена) с самыми разнообразными опасностями в виде вражеских засад, минирования, снайперского огня и так далее — о чём мы уже говорили выше. Это не может не наложить весомого отпечатка на всю работу медицинских сил подразделений.
Из выше рассмотренных пунктов 1 и 2 следует вывод:
в условиях современных боевых действий значительно возрастает нагрузка на два первых звена ОТМС — на медиков поля боя (назовите их санитарами или тактическими парамедиками — не суть важно) и на врачей, работающих на ПМП. При этом нужно быть морально и технически готовыми при необходимости обойтись с минимальным участием госпиталей или вовсе без их помощи — как за счёт увеличения нагрузки на указанные звенья, так и за счёт максимального использования местных ресурсов (местных лечебных учреждений гражданского здравоохранения), а также максимальной отправки пострадавших в тыловые госпитали дальнего тыла.
5. ПОДГОТОВКА ПОЛЕВЫХ МЕДИКОВ (САНИНСТРУКТОРОВ) В ВЕЛИКУЮ ОТЕЧЕСТВЕННУЮ ВОЙНУ И СЕЙЧАС. «ДВА МИРА —ДВЕ СУДЬБЫ»
Довольно нередко на просторах интернета можно встретить высказывания (не иначе как от имеющих большой личный опыт спасения раненых на поле боя — настолько они безапеляци-онны) типа: «Вот в старину никаких тактических медицин никто не придумывал. Девочки безо всякой подготовки шли на поле боя и вытаскивали раненых! А сейчас без всяких курсов даже зелёнкой помазать не могут...»
Это — как раз тот случай, когда категоричность высказываний обусловлена абсолютным незнанием предмета, по поводу которого высказывание имеет место.
Во-первых, в ту самую «старину», в годы перед Великой Отечественной войной, на специальных курсах человека ПОЛГОДА готовили — как правильно перевязать, вытащить и так далее. В ходе боевых действий тоже довольно редко сразу посылали на фронт — обычно несколько месяцев обучали в составе подразделения, в запасном полку или другом специализированном тыловом учебном подразделении. И даже невзирая на всё вышеперечисленное, в разгар активных боевых действий средняя продолжительность жизни «тактического медика» на поле боя составляла ТРИ ДНЯ. Как правило, в течение этого времени он получал тяжёлое ранение или погибал.
Причина этого очевидна. Чтобы выполнить свою боевую задачу, нужно лезть туда, где плотность вражеского огня наибольшая — туда, где уже есть тяжелораненые. Лезть, не дожидаясь, пока огонь стихнет. И не просто вернуться оттуда живым, но и вытащить на себе раненого (зачастую неподвижного) и его оружие. А потом вновь скорее ползти за следующим. Таким образом, ничего удивительного, что тактическая медицина — одна из самых опасных воинских учётных специальностей.