— Ну всё, отдохнула и хватит. Возвращайся, слышишь, Кассел?
«Слышу, не ори ты так!» — хотела сказать, но, кажется, только подумала. В голове каша, мысли скользкие, как речная илом покрытая рыба. Ухватить бы, но они дают лишь прикоснуться к себе, дразнят и — фьють! — в глубину.
— Отлично! — интересно бы знать, чему он так радуется? — Ты помнишь, как тебя зовут?
Точно, что-то же случилось. В аварию попала?
— Кассел… Дира Кассел.
Почему-то получилось: «Каал… Диа Каал».
Слова выговариваются странно, а левая сторона лица вообще не чувствуется, будто отлежала. И вроде бы за щекой слюна скапливается. А, может, даже и течёт?
— Тихо, Дира, не дёргайся. Это всего лишь парез[43]. Восстановишься.
Парез?! Левая рука будто тонну весит, её приподнять с кровати — уже подвиг. А пальцы в кулак сжать и вовсе не получается. Ногу в колене согнуть выходит, а вот дальше никак.
— Не паникуй. Всё восстановится, — и голос такой спокойный-спокойный.
Вроде бы она где-то это уже слышала. Или сама говорила? Ужас с головой накрывает одеялом, душит, на самом деле душит, воздуха не хватает.
— Хорошо, поговорим, когда проснёшься.
Темнота, благословенная темнота.
И снова её наверх дёргают. К кошмару, к потере всего, к неподчиняющейся руке, к побулькивающей каше, мозги заменившей, к перекошенной слюнявой физиономии. Доктора Кассел больше нет. А, значит, и Диры нет. Она никто!
— Уйи… — даже одно простое слово выговорить неспособна!
Март уходит, он не спорит. Но постоянно возвращается. Теребит, требует чего-то. Зачем? Что может сделать тот, кого нет? Вяло жующее, гадящее под себя… ничто.
Спасает только темнота и кленовая ветка за окном. Когда светло — она качается, когда темно — скребётся в стекло, будто внутрь просится. Листья на ней наливаются красно-оранжевым, темнеют, а потом начинают исчезать. Просыпаясь, она пересчитывает кленовые пятерни. Их становится всё меньше.
И опять дверь открывается — Нейрор пришёл, кто же ещё?
— Уй-ти…
— Всё, ты меня достала, Кассел!
Ну и слава Деве Луне. Может, теперь в покое оставит.
Светло, потом темно. И снова светло. С ветки три листа пропало. Приходила санитарка, медсестра заглядывала. Они что-то делают, но всё равно приведениями кажутся. Скользят мимо полупрозрачные. Даже когда к здоровой руке прикасаются, почти не чувствуется.
А дверь всё же опять открывается — в реальности, а не призрачном мареве. Нейрору всё неймётся?
— Здравствуй, Дира…
Мать в палату зашла, держа платок в руках. Губы подрагивают, брови страдальчески задраны. Неужели действительно заплачет?
Кассел приподнялась, вцепилась правой рукой в поручень кровати, садясь.
— Ма-ам?..
Нет, не заплакала. Глянула мельком и отвернулась к окну: спина прямая, профиль гордый, тонкие пальцы сжимают платок, изумруд в кольце поблёскивает сдержано-благородно.
— Я знала, что ничем хорошим ты не закончишь, — заговорила негромко, размеренно, будто с листа читая. — Это всё проклятая кровь Ван’Касселов в тебе. Ни малейшего понятия о чести и долге, ни крохи ответственности. Только завиральные идеи. Но мне и в кошмаре не могло присниться подобное.
Леди повела рукой, словно хотела на постель указать, но передумала. По-сорочьи быстро глянула, на мгновение всего контроль над лицом потеряв. Но и этой секунды хватило, чтобы понять: ничего, кроме брезгливости, госпожа Ван’Кассель не испытывает.
Мать подняла-таки платочек, но не для того чтобы глаза промокнуть — к носу поднесла. Хотя, наверное, в палате и вправду пахло… не очень. Уборка уборкой, а лежачие больные розами не благоухают.
— Прежде чем решаться на свои эскапады, ты могла бы подумать, что станет с остальными, со мной. И как мы дальше будем жить? У тебя теперь даже мужа нет, способного оплатить содержание…
— Н-да, — хмыкнул Нейрор, почесав ногтём щеку — небритую. И седой тут был, просто Дира его не сразу заметила. — Я на другой эффект рассчитывал. Выйдите-ка, леди Ван’Кассель.
— Но я…
— Вам сказано выйти, — спокойно так сказал. Посторонившись, пропуская даму, презрительным взглядом его наградившую, в коридор. В сторону дочери Хэрра даже головы не повернула. — Извини. Я, правда, другого ждал.
Дира даже если и могла — не ответила бы. Оказывается, ничто способны чувства испытывать. Стыд, например. От которого хочется где угодно очутиться — хоть на Луне, хоть в Хаосе — но только не здесь.
— Хреновый из меня терапевт, — Март провёл пятернёй по выстриженному ёжику. — Но я уже просто не знаю, как до тебя ещё достучаться!
43
Парез — неврологический синдром: снижение силы, ослабление или частичная потеря мышечных функций.