Вот и не расслабляйся, госпожа доктор. Бди в оба глаза, чтобы по любопытству или недомыслию этот балбес никого из пациентов не угробил. И такое-то счастье абсолютно даром, то есть, безвозмездно. В смысле, к зарплате ни медяка не прибавляющее. А отказаться нельзя, потому как эдакая благодать идёт исключительно в принудительно-добровольном порядке.
— Интерн, — процедила сквозь зубы Дира и цокнула языком — раздражённо. — И кто же мне так подсуропил?
— Доктор Лангер, — сладенько пропела за спиной врача Хэлс, без малейших угрызений совести закладывая завотделением с головой. — У неё интернатура по хирургии, а цикл по нейрохирургии всего-то на пару месяцев. Вот за тобой, как за самой опытной, и закрепили.
— Поня-ятно, — протянула Кассел. Действительно, что тут может быть непонятного? Радовалась, что начальство тебя без потерь отпустило, не выпив положенный литр крови и даже куска мяса не выдрав? Ну, так вот тебе расплата. Распишись и будь счастлива. Ну, или расслабься и получай удовольствие — по обстоятельствам. — И что у нас в дипломе написано? Педиатр?
— Нет, — тряхнула кудряшками Большая Головная Боль. — То есть, я хирург. Но собираюсь стать нейрохирургом. Как вы.
И чудо миленько зарделось, скромно опустив реснички.
— Как я, — оценила класс подхалимажа Дира и обернулась к радостно ухмыляющемуся призраку. — Вот так живёшь, живёшь и не знаешь, что стала знаменитой.
— Нет, — пискнула блондинка, — то есть, я хотела сказать… В смысле, господин Лангер много о вас рассказывал! Вот я и…
— А разве он опять преподаёт?
— Нет, просто… — диво снова застеснялось, — … он мой дядя. Родной.
И вот тут доктор Кассел осознала глобальность разразившейся катастрофы. И размер свиньи, подсунутой любимым руководством.
Опять же, интерн — это не просто синоним геморроя, а младенец на помочах. И хорошо, если дитёнок попался ленивый, на всё плюющий. Посадил такого за карты и забыл о нём. А если достался любопытный и любознательный, то запасайся валерьянкой. А, заодно, и розгами. Не для интерна — для себя, любимой. Чтобы начальству далеко бегать не пришлось, когда оно с тебя за фокусы дитёнка шкуру спускать станет. А тут ещё и родная племянница завотделением. Всё, тушите огни!
— Водички? — участливо поинтересовалась Хэлс.
— Скальпель! — хмуро потребовала Дира.
— Кого резать будем? — уточнила призрак.
— Я ещё не решила, — призналась врач, — но кого-нибудь точно будем.
И ведь как в хрустальный шар глядела. Знала же, чем такие высказывания заканчиваются. Особенно когда смена начинается подозрительно спокойно. Могла бы и придержать язык, не первый день работает. Это всяким интернам позволительно плевать на суеверия. А опытный врач к приметам обязан относиться с почтением.
Многие считают, что дежурство в реанимационном отделении — это такая лафа, курорт напополам с собственной спальней. И, в принципе, их резоны понятны. Что такое реанимация? Никаких тебе палат — только зал, он же ремзал, в котором и коек-то, отделённых друг от друга полупрозрачными ширмочками, всего ничего. Например, под опекой Кассел их семь, а заняты только три. Пациенты чаще всего тихие, врачу не досаждающие, напуганные близостью границы с другим миром до полного спокойствия. Встречаются, конечно, жизнерадостные дедушки, но редко.
Больные постоянно находятся на контроле — проекции бдят. Не дремлет и вспомогательная дежурная сестра, сиречь призрак. Да ещё сестринский пост у самого выхода из зала. В смысле, стол, за которым дежурит живая сестра. И не какая-нибудь фифа из терапии, а серьёзная, огнём закалённая, водой проверенная и медные трубы прошедшая реанимационная — ей как себе верить можно. Что доктору делать остаётся?
Чаи гонять да спать в ординаторской. Но, во-первых, если врачу в приёмном отделении или там хирургии никто не возбраняет ночью подушку придавить, то реаниматору такая привилегия не позволена — обязан бодрствовать всё дежурство. Во-вторых, обход каждые полчаса. И заполнение дневника, будь он неладен. На писанину у доктора вообще времени уходит едва ли не больше, чем на пользование пациентов. И это несмотря на наличие информационных кристаллов, баз и персональных планшетов.