Захар не успел сесть, как Аниканов крикнул:
— Товарищ Брендин и Самородов, принимаете вызов?
— Я сейчас скажу, — спокойно ответил Брендин, поднимаясь. — Мы в бригаде решили валить не по десять, а по двенадцать кубометров на человека в день!
Громом аплодисментов отозвался зал на слова Брендина.
— Поддерживаем! — крикнул Каргополов.
— И мы тоже! — откликнулся Самородов. — А хлеба все срезаем по двести граммов!
И снова загремели аплодисменты.
Платов встал и громко, взволнованно сказал:
— Товарищи, я предлагаю спеть наш пролетарский гимн «Интернационал»! — И сам первый запел.
Все подхватили. Звукам песни стало тесно в помещении.
У Любаши тревожно и радостно замирало сердце. Она чувствовала себя слитой со всеми воедино; это чувство поднимало ее, будто уносило на могучих крыльях, а перед глазами все время было лицо Захара — немного смешное в своей торжественной строгости.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Собираясь утром в лес, на работу, Захар обратил внимание, что Бонешкин не просыпается.
— Коля, уходим! — сказал он. — Тебе ничего не нужно? Ну, проснись!
Захар тронул Бонешкина за ногу и тотчас же отшатнулся.
— Ребята! — Захар осторожно потянул одеяло. Открылось посиневшее лицо с застекленевшими в смертном покое глазами. — Ребята, умер Николай!..
Все столпились у нар, долго стояли, держа шапки в руках.
— Да-а, жил, бедняга, заполошно, а умер тихо, — первым нарушил молчание Каргополов.
Похоронили Бонешкина на самой вершине сопки и решили, когда закончатся заготовки леса, поставить вместо памятника блок-ролик с надписью:
«Здесь похоронен Николай Петрович Бонешкин, отдавший жизнь за великое пролетарское дело, член славного Ленинского комсомола».
Вроде и незаметным был Бонешкин в жизни бригады, а смерть его все восприняли как утрату самого близкого, родного человека.
Вскоре слег и Каргополов, как ни крепился. Сначала вокруг глаз у него проступили синие цинготные обводы, покраснели белки. Потом и совсем не смог подняться с постели.
— Не могу идти, Захар, — ощупывая колени, сказал Иван. — Отнялись ноги. Бери на себя руководство бригадой.
Вечером, вернувшись с лесосеки, Захар наскоро поужинал и, ничего не сказав Каргополову, направился в поселок.
Лелю Касимову он застал в столовой. Уборщицы мыли пол, а она сидела в своей конторке, подсчитывая талончики продовольственных карточек. Скулы ее пылали — видимо, Леля с кем-то поссорилась.
— Это же черт знает что такое! — рассказывала она Жернакову. — Второй раз уличила Кланьку в воровстве. Тащит и хлеб и сахар. И прячет, пакостная, стыдно даже сказать куда!
— Куда?
— В штаны! — выпалила Леля без стеснения.
— Аниканову не сказала?
— Выгнала ее к черту! А Аниканов что? Рассказала ему после первого случая, так он еще меня обругал. По-моему, он сам пользуется краденым. Знаешь, Зоря, я присмотрелась к нему и прямо ужаснулась — это же страшный человек! Вся его комсомольская активность — ширма, которой он прикрывается, чтобы сделать карьеру. Он такой хитрый, так умеет тонко обделывать дела, что к нему не придерешься. И подумать только, в Новочеркасске я считала его идеальным комсомольцем!
— Я давно это знаю, Леля.
— Знаешь, а мне ничего не говоришь.
— Потому и не сказал, что к нему не придерешься. Ну, вот что, Леля, я к тебе по важному делу. Иван заболел.
— Цингой?..
— Да, слег совсем. Ноги отнялись.
— Ой, Зоря, так что же теперь делать?
— У меня к тебе вопрос. Ты говорила как-то, что ездила к нанайцам покупать рыбу и клюкву. Далеко это стойбище?
— Нет, километров двенадцать отсюда, за сопкой. А ты что хочешь отправиться туда?
— Да, купить клюквы и вообще что можно из витаминных продуктов. Расскажи мне, как туда пройти. Завтра схожу.
В конторку с шумом ввалился Аниканов. Он сухо поздоровался с Захаром, остановился против Лели и, едва сдерживая гнев, спросил:
— Слушай, Касимова, что у вас произошло с Клавдией?
— А то, что заворовалась твоя Клавдия! — резко ответила Леля.
— Не смеешь так говорить! — закричал Аниканов. — Она свои продукты брала домой, те, что получила по карточке. Ты же отлично знаешь, что она не обедала и не ужинала сегодня в столовой. Если не отменишь решения, я поставлю вопрос о тебе на бюро ячейки.