— Это еще из кавшколы. — Захар старательно нажимал на утюг.
— Сколько времени в нашем распоряжении?
— Еще час. Давай, что тебе гладить?
Пока Настенька причесывалась, на столе уже лежало ее самое любимое клетчатое платье.
— Ты готовь ужин, а я поглажу, — говорил Захар, усердно налегая на утюг.
И вот они торопливо шагают по скрипучему снегу.
— Я так волнуюсь, Зоря — говорит Настенька. — Там, наверное, все будут хорошо одеты, а я…
— Лучше тебя все равно никого не будет. Во всяком случае, для меня. Или ты хочешь понравиться еще кому-нибудь? Прозорову, например?
— Не говори глупостей, — хмурится Настенька. — Что мне Прозоров?
— Молчу, молчу, — поспешно отступает Захар.
В фойе гремел духовой оркестр, когда они подошли к кинотеатру «Ударник». У входной двери стоял шум, кто-то скандалил. Голос показался Захару знакомым. Так и есть, Пригницын!
— Га, ну и что же, что мужская фамилия? — кричал тот. — Чудак человек, да это моя невеста, а билет мне отдал товарищ. Понимаешь или нет? Я же ударник! — убеждал он билетера. — Пригницын моя фамилия, небось читал в газете?
Захар так и замер на месте, увидев Любашу позади Пригницына.
— Ну, чего ты, Зоря! — подталкивала его Настенька. — Проходи же!
У Захара будто язык отнялся. Ему было и жаль Любашу, и боязно было, что Настенька что-нибудь поймет. Но вот билетер пропустила Пригницына и Любашу. Захар заметил, как она мельком бросила взгляд в его сторону. О, сколько огня было в этом взгляде! Что было в нем — ненависть, упрек, презрение? Долго ощущал Захар на себе этот непонятный взгляд и тяготился им.
В фойе, где гремел духовой оркестр, Настенька спросила:
— Что с тобой, Зоря?
Но тут подошел Прозоров, внимание Настеньки перешло на него.
Захар рассеянно слушал их разговор, но не улавливал смысла слов. В душе бродили тревожные чувства, вызванные воспоминаниями.
В это время кто-то хлопнул его по плечу. Обернувшись, Захар увидел Мишу Гурилева. Безупречный черный костюм, ослепительно белая рубашка, черный галстук, гладко зачесанные назад иссиня-черные волосы. Гурилев весь сиял.
— Захарка, черт! — шумел он. — Так я ж тебя не видел сто лет! А это вот знакомься — моя женка, Катерина!
С этими словами Миша подтолкнул к нему совсем юную женщину — миниатюрную, стройную, как лозинка, красавицу с беленьким круглым личиком, на котором вызывающе алели припухшие губки, горячо светились большие глаза.
— А это моя жена, — беззаботно смеясь, сказал ему в тон Захар, показывая на Настеньку, беседовавшую с Прозоровым.
Прозоров молодцевато вытянулся. Его синие глаза, гладко бритые щеки, начищенные пуговицы гимнастерки, новые комсоставские ремни, шпалы на черных петлицах — все так и сияло.
Гурилев оробел, пожимая руку Прозорова.
Пока они знакомились, оркестр заиграл вальс. Гурилев с подчеркнутой галантностью извинился, подхватил свою Катерину и бешено закружился с нею.
Захар, Настенька и Прозоров, оставшись втроем, смолкли. Их словно сковало. Настенька ожидала, когда кто-нибудь из двоих пригласит ее на танец. Но она знала, что Захар не умеет танцевать, и понимала, что Прозоров, который наверняка танцует, стесняется пригласить ее.
— Ты еще не научился танцевать, Зоря? — спросила она мужа.
— Да нет, — уныло ответил он. — Игорь Платонович, наверно, танцует? — Он добродушно посмотрел на Прозорова.
Прозоров встрепенулся, посветлел.
— Если позволите…
— Да, пожалуйста.
— Разрешите, Анастасия Дмитриевна?
Щеки Настеньки вспыхнули. Она бросила смущенный взгляд на Захара и подала руку Прозорову. О, сколько самозабвенной легкости было в их фигурах, на их лицах, когда они плавно поплыли по кругу! С завистью смотрел Захар на Прозорова. Как он танцевал! Поистине в этом человеке все было гармонично: и внешность, и ум, и деловые качества, и непостижимый такт в поведении.
А в фойе становилось все многолюднее. Захар увидел в толпе одинокого Ставорского. За его спиной стояли Лариса Уланская и начальник штаба бригады — черноусый украинец средних лет с тремя шпалами в петлицах.
Уланская пленяла скромностью своего наряда: на ней было прямое, вишневого цвета платье, подчеркивающее гибкий стан, и никаких лишних украшений. Захар долго не мог оторвать от нее случайно брошенного взгляда — столько было в ее цыганских глазах страсти, задора, веселья.
Уланская и начштаба пошли танцевать. Захар поглядел в другую сторону и увидел Платова с женой. Против них стоял интеллигентного вида человек, на петлицах которого вишнево алел «ромб». Так это же сам командир бригады Малинников! Больше ни у кого не было «ромба». Они очень горячо о чем-то спорили.