— Век буду благодарен, — подобострастно уверял Герасим Миронович. — Эх, кабы то оно все так уладилось! Пожить бы ишо хоть трошки по-людски!
— Поживем, сват, истинное слово, поживем! Как у Христа за пазухой будем жить. Главное — и не в колхозе и не на производстве, в самой лучшей серединке.
— Это верно, — согласился Герасим Миронович, — зараз лучшего места не найдешь.
— Мудрая у тебя голова, Кузьмич! — восхищался Савка, хлопая себя по коленям.
Из кухни раздался взвинченный голос Пригницына:
— А ну-ка, гармонист, оторви-ка мне «Цыганочку»! Покажу я, как когда-то в таборе давал!
Гармошка рявкнула всеми голосами сразу, потом плавно повела мелодию танца. И удивительно слаженно с ее тактами, разве только чуть-чуть отставая (в этом была особенная красота согласованности!), пошли выбивать дробный перестук подошвы по половицам.
— Жених, жених пляшет! — возбужденно зашептала Степанида Ефремовна, вставая с сундука.
Мужики и те не вытерпели, вылезли из-за стола.
Пригницын еще только набирал темп перепляса, легко, словно в воздухе, плыл по кругу. Но вот все чаще перебор гармошки, все быстрее плывет Пригницын.
— Браточки, дайте, ради Христа, побольше круга, — умоляет он жалобным тоном, словно уже не в силах остановиться, на ходу снимает пиджак, кидает кому-то на руки, через голову стаскивает галстук и кидает его Любаше.
— Хомут возьми! — скалится он в незнакомой полусумасшедшей улыбке. — Эх-ха!.. Давай-давай, браток, давай, миленький! — умоляет он гармониста.
Набирает гармонист темп, переливчато стонет в его руках гармошка, ветром носится по кругу Пригницын. Вдруг остановился, бесовским взглядом окинул всех, пережидая такт, и вот уже с непостижимой быстротой защелкали ладони: по лодыжкам, по груди, по подошвам ботинок, по раскрытому рту, потом — вприсядку, ладони по полу, по затылку — и все в слитном темпе музыки. Упал на живот, подпрыгнул несколько раз, встал на голову вверх ногами. И каждое движение в такт. Снова вскочил, понесся по кругу, и теперь выбивали чечетку не только подошвы, но и ладони. Пот градом катил с его лица, волосы растрепались, в налившихся кровью глазах — пламень, а ног почти не видно в переплясе. Хлопки ладоней, кажется, подгоняли его.
— Боже ж мой, да что же это такое? — с тихим удивлением говорила Фекла.
— С-сукин сын! — восхищался Герасим Миронович. — Ты погляди, чего делает человек! Вот уж истовый цыган!
Добрых четверть часа, должно быть, плясал Пригницын, потом с ходу остановился.
— Все!
— Качать его, братцы! — крикнул Андрей Аниканов.
И полетел весь мокрый Пригницын под потолок — раз, другой, третий…
Растроганный Никандр подошел к Пригницыну, обнял его.
— Ну, паря, видать, ты на все руки мастак!
— Подожди еще, папаша, вот подучусь — начальником стану, — сверкая глазами, говорил Пригницын. — Вы еще меня узнаете…
— Гости дорогие, попрошу вас, как отец, выпить за моего зятька! — объявил Никандр, когда все уселись за стол.
— Горько!.. — закричала Рогульникова подруга. — Горько, не могу пить!
На этот раз Любаша без стеснения поцеловалась с Пригницыным, но тут же скривила губы, вытерлась платочком.
— Тьфу! Колька, ты весь соленый.
За столом засмеялись.
— Он еще и сладкий и горький будет, — захихикал Савка. — Жисть протянется — всего достанется…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
День выдался голубой, тихий, весь облитый щедрым золотом июньского солнца. Лишь по краям небосвода, там, где почти призрачные увалы сопок касаются своими вершинами небесного полога, в мглисто-синей пелене неподвижно висят белые кудельки облаков.
А чудо-Амур! С самого утра он ласков, как котенок. И как не подивиться этой задремавшей в блаженном покое силище — такой ручной сегодня, такой смиренной… Не хватает только песен над широким простором.
Но будут и песни! Вон у пароходной пристани уже сверкает медь и серебро оркестровых труб. Там толпы народа, шум, смех, перебор гитары. Идет посадка на огромную железную баржу. С утра печет, и от палубы баржи веет жаром.
— Дорогу буфету! Товарищи, освободите трап, дайте же погрузить буфет!
И вереница парней с грузом на горбу бежит по трапу, девушки в белых халатах бойко принимают ящики и укладывают их на корме. И над всеми командир — Кланька. Как она умеет держать власть в своих руках!
— Этот ящик туда, бидоны — к будке, столы — вот в это место, тазы — под столы, скатерти — туда же! — то и дело слышится ее властный голос.