— Сейчас-сейчас мы это запишем в книжечку быстренько-быстренько, — дурачился Мишка. Он и впрямь достал записную книжку и карандаш, стал записывать, повторяя вслух: — Жер-на-ков За-хар-ка, пер-вый прыжок се-го ме-ся-ца, числа два-дца-то-го. Точеч-ка. Ясненько? Так? — Он хитро заглянул в глаза Захара.
— А раньше нельзя?
— Никак. Вы же, сэр, пока еще профан, — скоморошничал Гурилев.
— Зоря, ты в самом деле?.. — Настенька испуганно посмотрела на мужа.
— Милая женушка, мы, кажется, закончили разговор в позапрошлом году и на этом самом месте.
— Но это же неразумно! Какая у тебя теперь будет нагрузка? Да и опасно ведь, Зоря!
— А война будет — не опасно? — Захар стал серьезным. — Особенно когда ты ничего не умеешь делать в бою. Посмотри, что творится в Испании, в Китае… Ты думаешь, война долго будет ходить стороной? А на нашей дальневосточной границе ведь месяца не проходит без самурайских провокаций.
— Слышу голос бойца, — торжественно произнес Гурилев.
На следующий день после работы Захар действительно отправился в аэроклуб. Как и условились, там его ожидал Гурилев.
— Маленько-маленько, паря, моя сомневалась, что придешь, — говорил он, дурачась и пожимая руку Захару. — Ну, а теперь всерьез. Сейчас пойдем к комиссару аэроклуба, исповедоваться будешь. Учти: он у нас строгий, особенно не перечь ему, отвечай: «Грешен, батюшка», — и все!
— Что-то я тебя не пойму, Михаил…
— Ну какой ты, право, Захарка, несообразительный! Я же насквозь вижу тебя: ты собираешься скрыть, что когда-то плюхнулся с коня и маленько покалечился.
— Не с коня, а с конем, — поправил Захар. — Ну и что?
— А то, что я уже рассказал ему об этом.
— Миша, ну кто тебя просил! — возмутился Захар.
— Вот кто! — Гурилев постукал себя пальцем по левой стороне груди. — Ясно?
— Ясно, — скучным голосом ответил Захар и вздохнул. — Значит, отставка?
— Там побачимо…
Разговор с комиссаром, не таким уж строгим, наоборот, добродушным, в сущности, только и свелся к этому. Захар объяснил, что уже давным-давно переломы не напоминают о себе.
— Ну что ж, тогда давай на комиссию, — сказал комиссар. — Наши проверяются в военном госпитале. Но потребуется полдня. Сможешь завтра отпроситься с работы?
— Постараюсь.
Госпиталь. Знакомая обстановка! Как будто только вчера он вышел из таких же стен, опираясь на костыли.
Проверка оказалась куда сложнее, чем предполагал Захар, и все это время опасение не покидало его: «Неужели забракуют?»
В этот день ему ничего не сказали, велели прийти завтра.
На следующий день его принимал хирург.
— Ну что ж, молодой человек, — сказал он, рассматривая на свет рентгеновский снимок, — у вас все нормально. Переломы срослись великолепно и ничем вам не угрожают.
Захара бросило в жар.
— Благодарю вас, — заулыбался он. — А скажите, доктор, в армию я годен?
— В технические войска вполне!
— А вы можете дать мне такую справку?
— На какой предмет?
— Хочу, чтобы поставили на военный учет, а то я числюсь в военкомате как ограниченно годный.
— Моей справки для этого не требуется. Просто подайте заявление, и вас переосвидетельствуют. А справку для аэроклуба вы сейчас получите.
Счастливым было это лето для Захара. Диплом техника-механизатора строительных работ, перспектива годности по состоянию здоровья в технические войска — о чем еще он мог мечтать!
Сразу же, не заходя домой, он отправился в аэроклуб и положил на стол комиссара врачебную справку.
— Вот, годен! — сказал он, сияя.
Комиссар пробежал глазами бумажку.
— Очень хорошо. Сегодня в восемь вечера на занятия парашютного кружка. Будете заниматься в группе инструктора Гурилева.
Домой Захар явился запыхавшись. Настенька уже вернулась с работы и привела Наташку.
— Женушка, дочка! — кричал он еще с порога. — Ваш отец — парашютист!
— Чему радуешься, дурачок! — с укором сказала Настенька. — Тому, что теперь мне прибавится тревог?
За эти дни она уже как-то смирилась с идеей Захара стать парашютистом. Но кто осудит женщину, подругу и мать, если она тревожится о своих близких? Настенька не принадлежала к той категории людей, которые ищут подвига, славы. Ей просто хотелось хорошо и спокойно жить, растить дочку, любить мужа, трудиться, как трудятся все.
— Но это еще не самое главное, — возбужденно говорил Захар. — От переломов следа не осталось, так и сказал врач!
— Вот это настоящая радость! — просияла Настенька. — Правда, Зоря?