— Что Ставорский не наш человек, я давно подозревал, — заметил Захар. — Но Саблин! Трудно поверить… А как городская конференция, активно идет?
— Да пока не очень. Завтра утром Аниканов будет выступать. Наверное, опять с каким-нибудь демагогическим трюком, как тот раз, на краевой конференции. А что он готовит какую-то пакость, я в этом абсолютно убежден. Сегодня утром, еще до конференции, пришел к представителям и час целый пробыл с ними наедине. После их разговора один из представителей, Смирнов, зашел ко мне и спрашивает, правда ли, что я сын попа. «Так это же и в моем личном деле записано», — говорю ему. «Та-ак, — говорит он, а сам подозрительно щурится, — этого как раз мы и не знали».
— Наверное, Аниканов сообщил, — высказал догадку Захар.
— А то кто же? — усмехнулся Каргополов. — У этого все на учете.
— Господи, до чего же паскудный человек! — воскликнула Леля. — Ребята, ну что вы не возьметесь, не разоблачите его?
— К нему, дорогая, не очень-то просто подкопаться, — возразил Каргополов. — Единственным человеком, который чутьем угадывал его нутро, был Федор Андреевич. Теперь его нет… Все дело в том, что формально Аниканов все делает правильно. И организатор неплохой, хотя иногда выступает демагогически. Но душа у него подлая. Так разве это основание для критики, когда нас учат судить о людях по их деловым качествам? А деловые качества Аниканова безупречные.
Прошел день. Поздно вечером, когда Захар уже собирался лечь спать, кто-то нетерпеливо постучал в дверь.
— Ну все, Захар, — с нервной дрожью в голосе сказал Иван еще с порога. — Я тоже враг народа…
— Что?!
Включив свет, Захар не узнал своего друга: лицо бледное, вокруг глаз — синева, почти такая же, какая была у него во время цинги, губы дрожат.
— Расскажи толком, что случилось? — Захар подвинул ему стул. — Садись.
— Только что закончилась конференция, завтра будут выборы.
Каргополов старался выглядеть спокойным.
— У тебя вода есть? Принеси, пожалуйста. — Жадно выпив, продолжал: — Сейчас выступал Смирнов с заключительным словом… Я не пошел домой, побаиваюсь… Да и Леля пусть уснет спокойно. Решил заглянуть к тебе. Ну так вот. Все недостатки — слабую внутрисоюзную работу, случаи прогулов комсомольцев, недоделки в политической учебе — Смирнов объявил преднамеренными, мол, руководство горкома комсомола все это подстроило с целью вредительства и диверсии. Ну и завершил речь тем, что, мол, организация проглядела сына попа в руководстве, на поверку оказавшегося врагом народа. Понял?..
Каргополов едва переводил дух.
— Видна тут и аникановская подтасовка. Ты посмотри, как он вывернул дело? Тебя обвинил, Захар, в зажиме стахановского движения, подвел под это политическую базу в том смысле, что твой дядя у Деникина служил. А меня обвинил в том, что я покрывал тебя потому, что мы, дескать, дружки. А дружки потому, что у меня отец был попом, а у тебя дядя белогвардеец. Ну не сволочь ли, а? Вот увидишь, он станет секретарем горкома комсомола! Видно по тому, как с ним запанибрата Смирнов. Я попытался дать объяснение. Куда там! И слушать не стали. Смирнов так и сказал: «Врагам народа комсомольскую трибуну мы не предоставим».
Каргополов ушел от Захара около двух ночи. А назавтра Ивана арестовали.
Леля не плакала. Вялая, безразличная ко всему, подписала акт о сдаче столовой, встала и медленно пошла к двери. Переступив порог, обернулась, сказала усталым голосом:
— Все это неправда, Каргополов никогда не был врагом народа…
Словно пьяная, шла она по дощатому тротуару, не замечая полуденного зноя, машин, поднимавших клубы пыли, не различая лиц прохожих. «Враг народа…» — эти два страшных слова только и владели ее сознанием. «Что же мне делать? Пусть арестовывают и меня. Ванюша… Милый мой Ванюша!» И она заплакала прямо на улице лютыми, горючими слезами.
А на другой день Захара уволили с работы как зажимщика стахановского движения и пособника Каргополова — врага народа…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Захар чувствовал себя как бы подвешенным в пустоте.
Он пробовал ходить в управление строительства, в горком партии. Там его выслушивали, даже выказывали сочувствие, но посоветовать ничего не могли — решение городской конференции! Он пробовал искать любую работу, хоть грузчика. От него отмахивались, как от чумного.