— Смотри, сам не попадись мне еще раз, — ответил Захар. — Уж тогда я не стану с тобой цацкаться!
Конюшня, куда они пришли с курчавым, оказалась знакомой Захару — это было подворье того самого мужика — Савелия Бормотова, у которого они с Аникановым покупали яйца и молоко в день приезда, в мае. «Уж не этот ли мужичок завел ребят в тайгу и бросил на голодную смерть?» — подумал Захар.
В углу конюшни неровно мигала коптилка, бросая красноватый отсвет на подгнившие бревна, а перед нею чернели силуэты парней, занятых каким-то делом. Подойдя вплотную, Захар увидел картежников. Они резались в очко и так вошли в азарт, что не заметили пришедших. Каково же было удивление Захара, когда среди игроков он разглядел Пригницына и Рогульника. Теперь, после всего пережитого, Захар был рад встретиться даже с ними.
— Вроде как Жернаков? — вглядываясь в темноту, спросил Пригницын.
— Вроде бы он, — усмехнулся Захар.
— Га, здоров, друг! — Пригницын протянул руку; Рогульник лишь угрюмо посмотрел в сторону Захара и даже не ответил на приветствие. — Ну как, турнули тебя с конного двора? — с нагловатой усмешкой спросил Пригницын.
— Откуда ты это взял?
— Га! Не притворяйся дурачком — с неделю как висит приказ на стене.
— А что там написано?
— Сам знаешь что — халатность в работе. Ретиво взял с места, друг, да не туда поскакал…
— А больше ничего не написано? — Сердце Захара замерло от радостной догадки.
— Про Варяга еще написано.
— Что про Варяга?
— А то, что недоглядел его, а он сожрал ядовитую траву.
— Про суд ничего не написано?
— Харитон Иванович пожалел твои молодые годы.
Некоторое время Захар сидел в счастливом оцепенении. Значит, никакого суда! Но тут же встал тревожный вопрос: почему Ставорский поступил так? В самом деле решил спасти или акт был фиктивный?
Рыбаки разожгли костер посреди конюшни, варили уху. Захар спросил курчавого:
— Ну что, нет этих парней, что из бегов вернулись?
— Нет. Говорят, забрали в больницу.
Уха закипала.
— Садись с нами, — пригласил курчавый. — Наверное, проголодался?
Ели кто из мисок, кто из кружек, а кто черпал прямо из ведра.
— Слушайте, братцы, я никак не пойму: почему и вы оказались в этом «гулькоме», почему не работаете? — спросил Захар, чувствуя, что перед ним неплохие ребята.
— Пускай медведь работает! — ответил синеглазый. — Видишь, в чем ходим? — Он поднял ногу и показал разбитую туфлю. — У меня ревматизм от болотной воды.
— Мы землекопами работали, — объяснил курчавый. — Надоело каждый день топтаться по колено в воде, вот и бросили. А другой работы не дают, говорят: «Возвращайтесь на канавы». Мы отказались. Тогда бригада выгнала нас с чердака. И продуктовых карточек на июль не дали.
— Ну, а как же дальше думаете жить?
— Да никак. Вот обмозговываем, как сорваться до хаты.
После ужина Захар вышел на улицу. Теплые сумерки окутывали село, Амур, тайгу. Где-то лаяла собака. Спать Захару не хотелось. Он весь был в лихорадочном возбуждении. Что делать? Может, пойти к новочеркасским комсомольцам? Они ведь вот, рядом — в бормотовском леднике. Но что он им скажет, как объяснит свое дезертирство? А может быть, они не знают ничего?.. Какая разница, знают или не знают? Он все равно расскажет им обо всем. Нет, лучше отложить до завтра. Сейчас он не в состоянии, слишком тяжело на душе.
Захар пошел на берег Амура. Его охватывало ожесточение против самого себя. К черту, довольно малодушничать! Завтра он пойдет в комитет комсомола, прямо к секретарю, и расскажет обо всем, ничего не утаивая, расскажет о рыбаках, о трагическом побеге одиннадцати. Пусть все видят, к чему приводит малодушие, дезертирство с поля боя, бегство из строя — от товарищей, от коллектива. И если комитет не соберет прогульщиков, он напишет обо всем в газету. Стыдно? Ничего. Он вынесет, выдержит. Зато разом избавится от позора.
Его размышления прервали шаги. В сумерках обозначился женский силуэт. Не Любаша ли? От этой мысли у Захара захолонуло в груди. Бежать? Поздно, она уже вот, рядом. Конечно же, Любаша. Вся кровь прихлынула к лицу Захара.
— Ой, кто это тут? — В голосе Любаши неподдельный испуг. Она остановилась, потом осторожно стала приближаться. — Захар?.. — Голос ее замер на вздохе.
— Я, Любаша… — глуховато ответил Захар.
Он шагнул ей навстречу, порывисто обнял ее, прижался лицом.
Она уронила ведра, обвила руками его шею.
— Прости, Любаша. — Захар задыхался. — Я все объясню тебе…
— Захар, милый…