— Так что ж, по-вашему, выходит, что все эти люди кругом тоже занимаются мартышкиным трудом? — спросил Захар, готовый кинуться в спор.
— Для кого как… — многозначительно намекнул Марунин.
— Ну, это уж вы слишком много берете на себя! — вспылил Захар. — Если бы все так рассуждали, мы много бы наработали! В общем, или дело делайте, или идите к прорабу и скажите, чтобы вас перевели в другое место. А пока вы здесь, я требую выполнять мои распоряжения.
— Э, брат, как разошелся! — хихикнул Еремкин. — Приказывай, знаешь, кому?
— А ты-то сам что умеешь делать? Мы все меньше шестого разряда не имеем, а он «требую»!..
— Да-а, много вы берете на себя, товарищи, — раздумчиво сказал Захар. — С вами, видно, наработаешь. Завтра пойду попрошу, чтобы забрали вас из бригады.
Но он этого не сделал, только грозился. Да и перепалка возымела действие: ленинградцы стали работать живее. Успех зависел от плотницких работ. Их выполняли под руководством Брендина сам Захар и оба кубанца — чернявый грузноватый Пойда и подвижный, ловкий, с тонкой фигурой джигита Терещенко. Эта четверка в отличие от группы Марунина работала дружно, старательно.
Плотницкое искусство явилось для Захара откровением: он узнавал в нем одну за другой своеобразные тайны, и это увлекало его. Оказывается, для того чтобы ровно стесать сторону жерди или доски, нужно предварительно зарубить засечки на глубину снимаемого слоя, и тогда очень легко получалась ровная линия; для того чтобы топор послушно ходил в руках, нужно было правильно его держать — как раз там, где начинался загиб топорища. Всем этим правилам его и Пойду с Терещенко учил Брендин.
Первый шалаш бригада Жернакова строила девять дней, хотя по графику нужно было сдать его на пятый. Отношения Захара с ленинградцами за это время несколько улучшились, но теперь подлинным бедствием стали перекуры. Захар горячился, а Марунин, посматривая на часы, говорил: «Вот через минуту… Осталось полминуты… Теперь четверть минуты. Пять секунд…»
Как-то во время такого длительного перекура пришел инженер Липский. В бригаде его еще не знали. Стояла невыносимая жара и духота, как бывает перед грозой, и ребята укрылись внутри недостроенного шалаша. Разомлевший от жары Липский, вытирая вымокшим платочком свое совсем юное нежно-розовое лицо, заглянул в шалаш.
— Почему не работаете? Кто бригадир? — спросил он.
— Я, — отозвался Захар и встал, одергивая расползшуюся на плече гимнастерку. — Только сейчас присели отдохнуть.
— Когда должны сдать шалаш?
— По плану еще позавчера, но…
— Что «но»? Меня не интересует ваше «но», я своими глазами вижу, что вы уже полчаса не работаете! — Липский пренебрежительным взглядом смерил фигуру Захара. — И, пожалуйста, не вправляйте мне мозги. Позавчера должны были сдать шалаш, а еще и половина работы не выполнена.
— А чего вы набросились на бригадира? — послышался вызывающий голос Еремкина. — Вы спросили, какая у него специальность? Человек, никогда топора в руках не держал, а вы хотите… Дайте нам работу по специальности, и мы покажем вам результат.
Липский посмотрел на Еремкина, прищурившись, и сказал с убийственным спокойствием:
— Во-первых, молодой человек, у меня есть должность — я инженер, и извольте соответствующим образом со мной держаться; а во-вторых, я обращаюсь не к вашей персоне, а к бригадиру, и прошу не расточать вашего красноречия.
Марунинцы возмущенно заорали:
— А что, слова нельзя сказать?
— Подумаешь, оскорбили, не назвали по имени-отчеству!
— Мы сами без пяти минут инженеры!
— Он сам еще, видать, только практику проходит.
— Да замолчите, как не стыдно! — не вытерпев, крикнул Брендин, потому что Захар растерялся и не знал, что делать.
Липский в первую минуту оробел, тень испуга промелькнула на его лице, но потом овладел собой и надменно сказал:
— Следуйте за мной, бригадир.
Захар вышел. Липский направился в сторону конторы, не оборачиваясь к Захару, и тот покорно шагал за ним. В полусотне метров от шалаша, где не было поблизости людей, инженер повернулся к Захару.
— Вы что же, специально приучаете своих подчиненных так по-хулигански относиться к инженерно-техническому персоналу?
— У вас нет никаких оснований говорить так, — грубовато ответил Захар. — Я только неделю назад принял эту бригаду.
— Какая у вас профессия?
— Никакой нет, — глухо ответил Захар и посмотрел себе под ноги; на его лице отразились горечь и затаенная обида.