Она раскрыла тетрадь и стала вполголоса читать:
— «Задачи подпольного движения сейчас меняются. Главной из них, помимо собирания боевых сил, что было и прежде, теперь является активизация подрывной деятельности по всем линиям. Обстановка в стране, как никогда, обострена: назревает революционный кризис, и все это должно быть учтено.
Уязвимых мест на строительстве три: транспорт, материально-техническое снабжение, питание рабочих. Без транспорта нельзя заготовить деловой древесины, подвезти дров, камня, гравия, песка. Некомплектность оборудования сорвет промышленное строительство. Хаос в учете и хранении материалов создаст условия для хищений и порчи. Этот хаос и дальше усугублять. Необходимо добиться такого положения, чтобы запасы проволоки, железа, гвоздей, болтов, кирпича были за зиму рассеяны по всей строительной площадке так, чтобы их невозможно было потом учесть и использовать. Начнется весенняя распутица, и все утонет в грязи».
Уланская откинула упавший на глаза локон и продолжала:
— «Что касается питания, то само руководство стройки помогает нашей подрывной деятельности. Запасы продовольствия учитываются на глазок, мука отпускается в пекарни и столовые без веса, без нарядов и расписок. Такие положения и впредь необходимо поддерживать. И мы окажемся скоро свидетелями того, как запасы продовольствия будут разворованы.
Очень хорошо, что баржи с сапогами ушли на Николаевск. До ледостава вернуть их уже не удастся. Надо бы то же самое сделать с полушубками и валенками, но теперь поздно.
Политический смысл всего, о чем сказано выше, — продолжала читать Уланская, — состоит в том, чтобы кризис на стройке зрел постепенно и согласовывался с нарастанием общего кризиса по всей стране. Кульминационный пункт — организованный саботаж и всеобщий голод, по нашим подсчетам, предвидится где-то в апреле. Тогда и должны начаться беспорядки, которые создадут необходимый хаос и благоприятные условия для нашего организованного выступления. Мы начнем его сразу с восстания и подвозки американского хлеба».
Все то время, пока Уланская читала, за столом никто не произнес ни слова. Карнаухов жевал балык, Ставорский с аппетитом обсасывал кетовую шкурку. Уланская, подперев нежный подбородок ладонью, вся сосредоточилась на расшифровке стенограммы.
— «О кадрах. Задача состоит в том, чтобы к весне у вас была создана сильная боевая организация. Необходимо сколотить ударную группу. Надо выявить и точно учесть все наличие оружия и в нужный момент мгновенно захватить его. Должны быть арестованы руководители строительства под тем предлогом, что они виновники голода и бесхозяйственности. Карнаухову возглавить ударную группу. Его задача — осуществить военную операцию. Политическая часть будет осуществлена другими.
И последнее: среди руководителей строительства наблюдается серьезный разброд. Секретарь парткома и начальник строительства настолько далеко зашли в своих разногласиях и борьбе, что это перерастает в факт политический. Необходимо всячески поощрять антагонизм, содействовать сколачиванию противодействующих группировок вокруг них. Это усугубит трудности в руководстве строительством».
Уланская положила руки на листки, испещренные стенографическими знаками, и сказала, устало глядя в лицо Ставорского:
— Вот и все. Шеф просил все хорошо продумать.
— Лариса Григорьевна, — заговорил первым Карнаухов, — скажите, ради бога, почему он сам не захотел показаться нам?
— Не прикидывайтесь, Карнаухов. Вы же отлично знаете, что такое конспирация.
— А он как будет — московский аль хабаровский?
— Из Москвы.
— Постоянный тут аль на время посетил? Это я к тому, что там сказано про политическую власть: дескать, ею руководствовать будут другие. А которые эти другие? Кого они из себя представляют, какую власть? Мне это очень даже нужно знать.
— Я политических вопросов не касаюсь. — Уланская решительно сложила свои записи в сумочку, встала. — Разговор этот ведите с Харитоном Ивановичем. Проводи меня, Харитоша.
Уже в коридоре Уланская повернула к нему голову и шепнула в раскрасневшееся от спирта лицо:
— Я приду к тебе вечером, Харитоша, не возражаешь?
— Буду рад, Ларочка.
Оставшись вдвоем, Ставорский и Карнаухов распили остаток спирта.
— А все-таки вы мне скажите, Харитон Иванович, — спросил Карнаухов, — какую политическую власть они думают посадить? Я к тому это говорю, что сходится она с нашей, крестьянской, аль нет? У нас же, у «Приморских лесных стрелков», думка — прогнать коммунию с Дальнего Востока, а потом отделиться от России.