Выбрать главу

Даже в условиях, когда предпосылки революции налицо (так называемая «революционная ситуация»), социальное напряжение может быть снято с помощью реформ. Таким образом, важнейший «субъективный фактор» начала революции — политика власти. Революция 1905 года и ее предыстория являются классическим подтверждением этого правила.

Позиция правящей элиты резко форсировала события. Император и его администрация могли либо возглавить процесс социальных реформ, либо встать на его пути, усилив раскол общества. Как известно, правящий режим упустил возможность избежать революционного взрыва. Инициативы Георгия Гапона, которые имеют европейские аналоги в чартизме и лассальянстве, открывали перед правящими кругами возможность получить мощный рычаг модернизации, расширить свою социальную базу и сделать политическую структуру режима более гибкой.

Переход к индустриальному обществу требовал организационного оформления рабочего движения и его включения в социально-политическую систему страны и выдвижения социальных задач.

Но очевидно, что аристократическая элита не видела не только самой необходимости этого, но и опасности сохранения существующего положения. Поведение власти во многом было детерминировано самой системой самодержавия, предопределявшей консервативное, если не сказать архаичное, понимание ситуации.

События 9 января, подорвавшие основы авторитета самодержавия — ключевой скрепы традиционного общества в России, перевели революционный процесс на стадию межформационных задач с одновременной постановкой задач ранней социал-этатистской революции (то есть задач создания социального государства и государственно-монополистического общества, характерных для ведущих стран мира во второй половине ХХ века). Одновременное решение двух групп задач создало серьезные трудности для оценки ситуации, и не только российскими мыслителями и политиками. Революция 1905 года стала серьезным теоретическим вызовом и для западноевропейского марксизма. Она была очевидно небуржуазной по своим проявлениям. Роза Люксембург предложила разделить буржуазные задачи революции и ее пролетарские методы, которые германские левые социал-демократы не прочь были заимствовать (именно осенью 1905 года съезд партии признал возможность организации всеобщей политической стачки)[4]. Но и задачи революции уже не укладывались в капиталистическое прокрустово ложе. И даже ортодокс Карл Каутский пошел в оценке этих событий дальше Розы Люксембург. По его мнению, это не буржуазная революция в обычном смысле и не социалистическая революция, а «совершенно особый процесс, происходящий на границах буржуазного и социалистического обществ…». Она служит ликвидации буржуазного (а не феодального) общества и обеспечивает условия для развития социалистического, стимулируя в то же время и развитие «центров капиталистической цивилизации»[5]. Позднее Каутский будет доказывать, что в России нет достаточных предпосылок для социализма, не решены еще буржуазные задачи. Но в 1905 году он видел в России возможности для разрушения буржуазного общества в пользу социализма. Оценить такой процесс в привычной ему формационной парадигме он не мог, отсюда и неопределенная формула об особом «процессе», который обеспечивает переход от буржуазного общества к социализму. Но тогда по марксисткой логике это должна быть социалистическая революция, а она таковой не является. Каутский не мог и помыслить, что между современным ему капитализмом и социализмом может быть еще какая-то стадия развития.

События в городской и деревенской среде развивались по разным алгоритмам. Если в городе ставились уже ранне-социал-этатистские задачи «рабочего вопроса» (воспринимавшиеся как социалистические), то в деревне революция взламывала межформационный барьер помещичьего землевладения, решая задачи, воспринимавшиеся марксистами как капиталистические, а народниками — как создание предпосылок для социалистического развития на основе общинной традиции. Такое различие затрудняло выбор модели для оценки ситуации. Марксисты предпочитали модель 1848–1849 годов, и с этим были связаны их ошибки, на которые указывает, в частности, Теодор Шанин[6]. Но важно понять причину такого выбора модели.

вернуться

4

Первая революция в России. Взгляд через столетие. М., 2005. С. 576–578.

вернуться

5

Каутский К. Движущие силы и перспективы русской революции. М., 1926. С.29.

вернуться

6

Шанин Т. Указ. соч. С.30.