— А теперь, стало быть, не нужны?
— Теперь не нужны, — кивнул Ефимка.
Трудное поручение
В воскресенье после обеда Пашку и Шурика позвал к себе бригадир колхоза Петр Ильич.
Петр Ильич беспокойный человек, он все делает быстро, говорит торопливо.
— Вот что, ребята. Надо на лошади в Егорьевку съездить.
В деревне Егорьевке была одна из бригад этого колхоза.
— Отвезете туда для лисофермы два ящика с мясом. Председатель колхоза велел… И заодно котел прихватите: в нем будут пищу варить для лисиц. Поручение, конечно, трудное. Справитесь?
— Есть с чем справляться! — пренебрежительно хмыкнул Пашка.
Петр Ильич нахмурил брови.
— А ты не хвастай.
— Все сделаем, — сказал Шурик.
— Идите на конный двор. Смотрите, нигде не задерживайтесь. Да, чуть не забыл предупредить: не вздумайте ехать по тракту, езжайте лесом, тут поближе.
Гнедко был запряжен в широкие прочные сани. На санях лежали два ящика, прикрытые рогожей, и большой черный котел.
Подкладывая на сидение сено, конюх Власыч по всегдашней привычке ворчал:
— Ездоки! Все им сделай, все подай. Ну, езжайте. Лиха беда — начало.
Всю лесную дорогу занесло снегом. Только на крутых изгибах кое-где проглядывала блестящая, будто покрытая белым лаком дорожка. День сумрачный, до того сумрачный, что похож на вечер.
Гнедко бойко помахивает хвостом — верный признак того, что он еще не устал. Вожжи в руках у Пашки.
— Но-но! — покрикивает он и добавляет точь-в-точь, как Власыч, — небось накормили, так и гони вовсю.
Шурка уткнул голову в полушубок. Полушубок теплый и пахнет почему-то горчицей.
За дорогу ребята несколько раз затевали разговор. Так, о пустяках… Дескать, дятлов не слышно, Федька Бровкин много наловил в Тоболе ершей, завтра после школы надо бы в лес на лыжах.
Незаметно надвигался вечер. Уже не видно верхушек сосен — слились с темным небом. Пошел снег. Снежинки падали большие и необычайно легкие, ложились они одна на одну, дунешь — летят, как пух.
Вот лес раздвинулся и остался позади мрачной стеной. Егорьевка близко: два поля проехать и немножко леса. Дорога знакомая, не раз по ней ездили Подул сильный ветер. Шурка поднял воротник.
— Мерзнешь. Эх, ты!.. — усмехнулся Пашка.
У самого Пашки полушубок застегнут только на один крючок, шапка на затылке.
— Ишь, выхваляется, — подумал про себя Шурка, — Павлуха-хвастуха.
Минут пять ребята ехали молча. Шурка стал жалеть, что согласился на поездку. Лучше бы сейчас посидеть у печки, почитать что-нибудь или поиграть на балалайке. Холодно в поле, скучно: везешь какое-то мясо, для каких-то лисиц. Вот если бы как на войне: везешь патроны партизанам, на тебя нападают, стрельба поднимается — бах, бах…
Шурка размечтался до того, что вокруг себя ничего не видел. Очнулся он от Пашкиного крика:
— «Волки, волки!»
Из-за пригорка, покрытого березняком, бежали вслед саням пять или шесть волков. Темные, большие, они надвигались бесшумно, как тени.
Лошадь с силой рванулась вперед и понеслась. Затарахтели ящики, подпрыгивая на санях, гулко звякнул котел. Гнедко тянул сани рывками. Казалось, он вот-вот выскочит из оглоблей и тогда Пашка с Шуркой останутся на дороге.
Один из волков опередил стаю. Прыгая через сугробы, он приблизился к саням. Шурка дико закричал и сжался в комок у Пашкиных ног. Пашка прильнул телом к передку саней. Оба боялись, что сейчас они вывалятся на снег и… конец. В груди что-то сильно-сильно стучало, как молотком, и было тяжело дышать. Сани перегружены. Выбросить бы всю поклажу, тогда можно спастись. Лошадь крепкая, унесет.
— Сбрасывай! — крикнул Пашка.
Шурка понял, что требует его друг. Но ведь котел занесет снегом и его не найдешь, а мясо нужно звероферме. Шурка секунду колебался, а потом вмиг снял с себя полушубок, вытащил из ящика кусок мяса и бросил то и другое на дорогу. Это отвлекло волков от преследования.
Как бы хорошо сейчас найти спичек: волки боятся огня. Ребята знали, что у них спичек нет, но еще раз обшарили карманы.
Пашку и Щурку пробирала дрожь от холода и страха.
Лошадь вдруг сбавила ход — устала. Стая снова неслась по дороге. Передние волки бежали в десяти — двадцати метрах от саней.
— Ну-ну-ну! — закричал Пашка на лошадь прерывающимся голосом.
А Шурка вынул из-под соломы толстую палку и изо всей силы стал колотить ею по краям котла: бум, бум…
И волки неожиданно прекратили погоню, стая пропала во тьме.
У деревни Егорьевки лошадь замедлила бег и остановилась. Ребята с трудом сошли с саней. Их привели к егорьевскому бригадиру.
В теплой избе Пашка с Шуркой отогрелись, попили чаю и принялись рассказывать. Над головами ребят нависла пузатая электрическая лампочка в желтом абажуре. Было тепло, светло, уютно, и все, что произошло недавно, казалось совсем не страшным.
Бригадир, здоровенный бородатый мужик, смеялся:
— Полушубку вашему, значит, амба, изгрызли. А отстали они от вас не потому, что полушубок и мясо им бросили, а потому, что в котел стали бить. Боятся они металлического звона. Сразу бы вам надо. Не догадались.
— Полушубок, хэ! — сказал Пашка, — зато что везли, то довезли.
— Полушубок, хэ! — подтвердил и Щурка. — А поручение-то мы все-таки выполнили.
