Ротмистр и француз очень мило улыбались, когда один переводил другому мою просьбу.
Я всю предыдущую речь говорил, конечно, по-французски.
XXIII
ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ
Заявив о своем быстром отъезде, я делал это не ради красного словца и не ради окончательного запутывания начальника контрразведки.
Я решил ехать обратно к себе еще с момента окончания осмотра комнаты француза.
Почти все данные у меня были уже в руках.
Определить, кто предатель, я уже мог там, у себя на месте. Но мне хотелось еще один-два вечера понаблюдать за французом, чтобы у себя в штабе меньше тратить времени на обследование и отрываться от своей прямой работы.
Если француз даст мне еще несколько данных, я, приехав, смогу сказать сразу, кто предатель…
Установив связь командарма или кого другого с голубиной почтой, можно будет даже вызвать по проводу Москву.
К столику подошел товарищ Ефремыч…
— Тысячу извинений — запоздал! Был у себя в новом госпитале. Открывали новый корпус для хирургических больных. На открытии присутствовал его высокопревосходительство лично и высказал мне благодарность…
Француз представил товарища Ефремыча начальнику контрразведки…
— А вот ваш друг князь хочет уезжать и все из-за моих агентов, — сказал товарищу Ефремычу ротмистр. — Уговорите его отменить свое решение. Даю слово, что его больше беспокоить не будут.
— В чем дело? Ничего не понимаю! Разве вы хотите уезжать? Вы пробыли у нас всего лишь две недели.
— Да! Для меня Тайгинск потерял весь свой интерес, а жить на даче долго, конечно, не имеет смысла. Меня уже тянет в Европу.
Француз передал товарищу Ефремычу о моем аресте.
Он от души смеялся, особенно когда ротмистр добавил, что он обязательно прогонит со службы дурака-агента.
— Итак, — обратился я к Ефремычу, — дорогой друг, прошу вас устроить мне купе до Приморска; оттуда я сяду на какой-нибудь иностранный пароход…
— Да это очень трудно сделать! — отвечал он. — Все места в скором поезде расписаны чуть ли не на месяц вперед.
Ротмистр обещал свое содействие устроить мне купе в одном из следующих поездов.
Я, конечно, благодарил его.
…Завтрак кончился. Мы стали прощаться.
Француз и ротмистр поехали к начальнику штаба, а я и товарищ Ефремыч пошли пешком по главной улице…
Товарищ Ефремыч свою машину отпустил домой.
— Вы, значит, едете обратно?
— Все закончено почти. Могу ехать хоть завтра. Напрасно вы отпустили машину, я бы хотел поскорее попасть домой. Не надо оставлять француза в доме одного. Ведь я преднамеренно не запер комнату на ключ. Француз стоял в столовой и должен был видеть это. Хотя он будет знать, что я не считаю нужным запирать комнату, но все-таки… возвратившись, может влезть туда. Нельзя давать ему ни одного шанса — намека на подозрение…
— Будьте спокойны! Когда вас везли в контрразведку, от меня сейчас же пошла машина на дачу отвезти газеты, почту, а кстати и печника, который должен был осмотреть в вашей комнате печи. Машина пришла обратно, а печник исправляет печи… до вашего возвращения. Он парень очень толковый.
— Правильно!
— Как же иначе! Я не ожидал, что с вашим арестом выйдет такой фарс…
А когда я подробно рассказал товарищу Ефремычу сцену в кабинете, он хохотал так, что даже прохожие обратили на нас внимание.
Мы дошли до его дома и прошли в официальную его часть, роскошную гостиную…
— Ротмистр может вам помешать со своей медвежьей услугой — достать купе. Вам придется проехаться до Приморска…
— Ничего подобного! Я потеряю зря только минут пятнадцать. Войду в купе. После второго звонка, когда останусь один, переоденусь носильщиком и после, на тихом ходу, спрыгну на другую сторону от перрона. Хватятся меня не раньше, <чем> через несколько станций, когда обнаружат мой багаж в куне. Отсюда можно дать будет вслед телеграмму, что отстал от поезда…