Илья. Ну что? Как жив? Сейчас только узнал от дяди Кокоши, что тебя выпустили… Едем к нам!
Рославской. Дай малость отлежаться, прийти в себя, очень сегодня измотался.
Илья. Вечером в театр?
Рославской. С театром — баста! Ave Maria!
Илья. Что значит?
Рославской. Турнэ! Выперли!
Илья. Выгнали? За что? Неужели из-за политики?
Рославской. Нет, это не в их правилах! Передовые, интеллигенты.
Илья. Тогда ничего не понимаю… За что же? За что?
Рославской. Много старого зашло. Вот за что.
Илья. Все у тебя что-то такое очень быстро. То без конкурса приняли и роль со словами дали и, в конце концов, выперли…
Рославской. Да еще какую роль!.. (Декламирует): «Послушаем, что скажет нам боярин…» Один этот монолог что стоит! Можно было и гримчик дать, и типик. Жаль только, что к публике все время спиной стоишь, а то я им бы сыграл! Я уже подумывал о роли «кучера» из «Горе от ума», которого «никак, вишь, не найдут» в течение всего 4-го акта… Эх ты, жизнь!
Илья. Что же ты думаешь делать?
Рославской. Во-первых, взять у тебя целковый.
Илья (пытается достать деньги).
Рославской. Apres!
(Стук в дверь. Несмелый голос за сценой: «Виноват, сюда можно?»)
Рославской. Войдите!
(Входит Штатский, прилично одетый интеллигент, лет сорока, видимо, педагог или доктор. Пьяный дремлет, Лохматый продолжает читать, Карпов лежит с открытыми глазами, но не обращает на вошедшего ни малейшего внимания. Штатский осматривает комнату. Рославской и Илья тихо разговаривают. Видимо, Штатскому что-то нужно).
Рославской. Вы, наверное, к Мурыгину… Его нет!.. Если хотите, можете написать записку… Илья, пусти от стола! Будьте любезны…
Штатский (смущенно). Нет… благодарю вас… Я не к этому, как вы назвали… кажется, Шмурлыгину… Я так…
Рославской. То есть как «так»?
Штатский. Мне бы хотелось… То есть я бы хотел сказать… мне было бы любопытно… интересно… посмотреть…
Рославской. Как?.. Что «посмотреть»?
Штатский. Посмотреть, как вы здесь живете… Я много слышал… читал…
(Напряженная пауза… Первую минуту все ошеломлены. Рославской так взволнован, что не может говорить… Посетитель умоляюще смотрит на Гамыдова. Пауза).
Рославской (стараясь быть хладнокровным). Нет, милостивый государь, это, это… (громко). Скотина! Ты пришел посмотреть? Он, видите ли, пришел «посмотреть». Посмотреть на заморских зверей, на довольно редкие экземпляры! Он, видите ли, много слышал, много читал и вот пришел… Скот!.. Хам!.. Хорош был бы я или вот сей лохматый коллега, если взял, вошел бы в твою квартиру, сел, как свинья, и сказал: «Я пришел посмотреть, как вы живете! Покажите мне подробно, как у вас все делается! Как вы едите, спите…» У, стервец!.. Пошел вон! И благодари Бога, что нет того, кого ты назвал Шмурлыгиным… Он бы… (Штатский растерялся и застыл на табуретке). Вы не можете себе, господа, представить, как разволновал меня этот мерзавец!.. (Штатский скрывается… Общее одобрение, аплодисменты).
Голос (за сценой). Оглашении, изыдите!
Илья (пытается уходить).
Рославской. Сиди и не рыпайся. (Тихо). Когда я лежал больной и ко мне приходили Ана и Шурка, я очень боялся эксцессов. В соседней номере шло пьянство и картеж… Все сошло благополучно… Ни одного крылатого слова, ни звука… И только один коллега Турлов, проводивший их до экипажа, потерял свое единственное богатство — спокойствие духа! Правда, Турлов?
Голос (за стеной). Зато ел шоколад и ветчину!
Пьяный. А я пил ром!
Голос. Чтобы, Рославской, вам еще раз заболеть!
(Бьют часы… Лохматый и Карпов уходят. Пьяный дремлет).
Илья (встает). Ну, идем же! (Где-то играют на гитаре).
Рославской. Полежу! Соскучился по Ляпинке… (Большая пауза).
Илья (просто). Почему бы тебе не помириться с отцом?
Рославской. Ты серьезно или для разговора?
Илья. Совершенно серьезно… Бросил бы ты свои мытарства, сел бы заниматься, сдал бы экзамены.
Рославской (прерывая, ему в тон). Кончил бы университет, женился, поступил бы на службу, получал бы чины, и вообще, одним словом, встал на рельсы! Видишь ты… есть рельсы и рельсы… Рельсы стальные, уходящие бесконечной лентой в обе стороны, куда закинет глаз… — эти рельсы я люблю! Люблю сесть на откосе выемки и смотреть на пробегающие поезда, и с ними уносятся мои думы… Но есть другие рельсы — рельсы жизни… — я ненавижу их… боюсь… Выражаясь символистикой — если меня посадить даже в роскошный вагон жизни и сказать, что «ты будешь всю жизнь мчаться по этим рельсам и в этом вагоне вплоть до конечной станции, где будет стоять гроб твой», а гроб должен быть у всякого, то… нет! Я сойду, спрыгну с поезда, пойду в лес, поля, деревни, города и, конечно, все равно выйду на ту же станцию, но путь мой будет интереснее и даже, если хочешь, больше…