(За сценой раздается страшный грохот… Очевидно, кто-то упал и увлек за собою стол… Тишина).
Пьяный (просыпаясь). Черкасов, это вы?
Голос (за сценой). Да… (икает) я…
Пьяный. Вас можно поздравить, вы получили заказ писать архангела Михаила…
Голос. Да… Ик!..
Пьяный. У вас есть две копейки?
Голос. Нет!
Пьяный. Да вы же взяли аванс… Уже?!
Голос. Да… ик!..
Пьяный. Продайте часть холста!
Голос. Нет…
Пьяный. Уже?!!
Голос. Да… ик!
Пьяный. Вам краску приносили… Михнович хотел половину купить!..
Голос. Нету…
Пьяный. Уже?!!
Голос. Да… ик!
Пьяный. Тьфу! Как же вы картину будете писать?.. Ни полотна… Ни красок… Ни денег!..
Голос (трагически). Ваши бесконечные вопросы сведут меня в могилу…
(Илья хочет достать портмоне и дать денег).
Рославской (беря его за руку). Хочешь нарваться на неприятность? Не лезь! Ведь не все такие сговорчивые, как я!.. (Пьяный уходит. Пауза). Я, собственно говоря, жду одного коллегу… он занимается в управе по статистике… думаю как-нибудь втереться туда… Проехал бы к отцу на время, да нельзя: там меня разыскивают в качестве обвиняемого… За редакторство.
Илья. По какой статье?
Рославской. Всего возбуждено, кажется, восемь дел… Обида должностных лиц… стремление к изумлению… По правде, ничего подробно не знаю, так как не могут вручить повестки… Я езжу второй год, а повестки вслед за мною путешествуют… Когда-нибудь накроют!..
Илья. А я думал…
Рославской. Нет… теперь, здесь… дело чисто — административно-академическое…
Илья. Переписываешься с отцом?
Рославской. В нашей семье этого прекрасного обычая не существует… (Пауза). Не так давно отец был в Москве, разыскал меня и водил в ресторан обедать… За обедом и спрашивает: «Скоро ли ты ученье кончишь и на службу поступишь? Ведь нельзя же, — говорит, — быть ничем! Ты, — говорит, — даже не студент… — какая у тебя наука!.. Хоть бы ты жуликом сделался — все-таки что-то определенное!..» (Оба смеются).
Голос (в коридоре). Рославской тут где?
Рославской. Здесь!.. Тринадцатый номер!..
Почтальон. (Входит). Телеграмма вам… (Подает).
Рославской. Кажется, в первый раз за двадцать семь лет телеграмму получаю… (Почтальон уходит. Рославской распечатывает телеграмму, пробегает ее и застывает в одной позе, скомкав в руке листок. Пауза. Молча протягивает телеграмму Гамыдову… Тот читает… Тревожно смотрит на Рославского).
Илья. Значит, ты… единственный наследник?
Рославской. Значит!
Илья. Что же ты думаешь делать?
Рославской. (Быстро). Куплю себе автомобиль!.. (Большая пауза).
Илья. Ты сегодня же едешь?
Рославской. (Мечтательно). Нет, сегодня уже не стоит… Лучше завтра явлюсь в полном параде.
Илья. Ты с ума сошел! На похороны отца в параде?
Рославской. Я на похороны и не думаю ехать… Туда совсем и не собираюсь…
Илья (озадачен). Как же это? Во-первых, долг… сказать последнее «прости»… во-вторых, после него осталось состояние… обстановка…
Рославской. Долг? «сказать последнее „прости“»?.. Он не был директором департамента, я не чиновник… Официальность здесь не у места… «Сказать последнее „прости“». Но кому говорить это последнее прости?.. Трупу?.. Трупу даже такого человека, который меня безумно любил… Да! Когда его глаза горели, когда я слышал его голос и даже гневный голос, я стал бы говорить последнее «прости»… Но трупу, бездушной, пустой восковой оболочке, останкам!.. — я «прости» говорить не буду!.. (Пауза). Устроить дела пошлю завтра адвоката, там составят, наверное, опись, а обстановка… Обстановку сохранит наша старая нянька… От нее телеграмма…
Илья. Значит, ты его не любил?!
Рославской. Нет, не значит! Далеко не значит! Я не давал в себе развиться этой любви… Я говорил всегда, что лучше привязаться к Царь-Колоколу, к Царь-Пушке, к колокольне Ивана Великого, нежели к человеку… По крайней мере, они всегда будут стоять и я всегда могу быть около них и никто их от меня не отнимет… А привязанность к человеку… Простой клочок бумаги — и конец… (Пауза).
Илья. Но, позволь, что же будут говорить…
Рославской (перебивая). Княгини Марьи Алексевны!.. Илья?! Давай-ка лучше папироску!.. (За стеной музыка… тишина… Кто то, аккомпанируя на гитаре, поет: «Где ты, голубка родная…»)