Та-та задумался. Мысль подруги ему понравилась. Он и вправду наелся таким маленьким кусочком мяса, которого ему раньше вдвойне бы не хватило. Это натолкнуло его на новую идею.
— Аа да та… та, — пробормотал Сероглазый, и мысль его превратила маленькую палочку, лежащую на желтой пятнистой шкуре, в толстую отцовскую дубину. Чтобы проверить свою догадку, Тата выбрал длинную, средней толщины еловую палку и сунул ее в огонь. Палка загорелась, но толще не стала и в боевую палицу не превратилась. Та-та разочарованно вытащил ее из костра и потушил маленький огонек на конце. Теперь он заметил, что, хоть палка и осталась такой же, зато конец ее, где плясал огонек, стал острым и крепким. Та-та вспомнил, как он убил самого Дарующего Жизнь вот такой же заостренной палкой. Значит, Аа и в самом деле может сделать оружие непобедимым.
— Ом! Аа да та! Аа но у! — радостно воскликнул Та-та. Он вскочил на ноги и начал носиться по пещере, размахивая своим новым грозным оружием.
— Та-та да ма! — восхищенно визжала Ма-ма. Она подняла кусок медвежьей шкуры с большой дыркой посередине и накинула этот лоскут через голову на плечи своему другу. Та-та пришел от этого в неописуемый восторг и даже положил себе на голову медвежий череп — так он будет еще больше похож на Дарующего Жизнь. Но череп все время падал, так что пришлось придумывать что-то другое. Та-та выбрал короткий толстый сук и как можно плотнее насадил на него череп. Помахав этой зубастой палицей в воздухе и убедившись, что в руках у него поистине страшное оружие, Та-та подержал палицу над огнем, чтобы Аа и ее сделал непобедимой.
Потом он застыл, окидывая себя самого мысленным взором. Та-та видел себя огромным черным медведем, ужасным, могучим, которого боятся не только все люди и Отец, но даже духи мертвых.
Ма-ма, пораженная величием его мыслей, подошла к нему и нежно погладила его новую пушистую кожу.
— Та-та да ма, — тихо произнесла она, и Та-та, обнимая ее, ответил:
— Ом да ма!
Та-та вышел из пещеры под холодный моросящий дождь. Он удивился, что несмотря на сырую погоду, в их пещере было тепло и сухо. Он прекрасно помнил, как холодно и промозгло бывало в обиталище Семьи, когда снаружи шел дождь. Та-та жалко было уходить из уютного жилища, но запас веток для костра подошел к концу — нужно было принести дров.
Та-та так и не снял с себя медвежью шкуру, и новое оружие не захотел оставить в пещере, хоть и понимал, что оно помешает нести хворост.
Он шел по невысокой свежей траве кратчайшим путем к лесу. В спину дул холодный ветер, он трепал волосы Та-та, обгонял его и со свистом несся вперед, раскачивая высокие ели. В другой раз Та-та побежал бы быстрее, чтобы согреться, но сейчас он шел не спеша. Его новая кожа — медвежья шкура — защищала его от ветра, в ней было так же тепло, как и рядом с Аа.
Внезапно Та-та почувствовал какое-то смутное беспокойство. Он не мог понять причины этого — вокруг было тихо, никаких хищников он не видел, и нос его ощущал только знакомые запахи. Это было ново и странно — раньше, испытывая тревогу или страх, он всегда хорошо знал, что именно вызвало эти чувства. Но с тех пор, как часть его духа, соединившись с духом Ма-ма, осталась в светящемся круге, его сознание как бы разделилось надвое, и он теперь не всегда мог сразу разобраться в собственных ощущениях.
Поглощенный этими мыслями, Та-та не заметил, как дошел до кромки леса. Дров здесь было сколько угодно, и вскоре он возвратился к пещере, нагруженный ветками, между которыми запутались копье и палица: свое оружие Та-та принес обратно.
Он свалил хворост около костра. Огонек стал уже совсем маленьким — вот-вот потухнет. Та-та осторожно положил в огонь тонкие ветки. Они быстро подсохли на горячих углях и вспыхнули. Теперь Сероглазый мог отдышаться и расслабиться.
Ма-ма в пещере не было. Убедившись в этом, Та-та забеспокоился не на шутку. Конечно, она могла спуститься к реке или отлучиться ненадолго по какой-нибудь другой надобности, но Та-та сердцем чуял неладное. Неясная тревога перешла в уверенность; Аа с небес говорил Сероглазому: стряслась беда.
Та-та выбежал из пещеры. Солнце садилось за серой пеленой туч, приближался вечер — холодный и промозглый. Девушки нигде не было. Та-та стал звать ее, сначала тихо, потом во весь голос.
— Ма-ма!
Никто не откликнулся, только несколько испуганных птиц с протяжными криками вылетели из прибрежных кустов. Та-та бегал вдоль берега, всматривался в темнеющую степь, втягивал в себя воздух, принюхиваясь; но дождь смыл все запахи, оставив только один — запах влажной земли. В одном месте он нашел какие-то следы на песке, но тяжелые капли размыли их очертания, и он не мог понять даже, кто здесь прошел — человек или зверь.