Она придвигает банкетку, усаживается за рояль и трогает несколько клавиш.
– Ты петь умеешь?
– Да.
– А почему на сцене не поешь?
– Гарретт не предлагает.
– Гарретт? Лидер группы?
– Да.
– Такой же ужасный, как его стихи?
Ну, рассмешила! Мотаю головой и подсаживаюсь на банкетку.
– Он, конечно, ужасный, но не настолько. Тексты хуже.
Она нажимает среднее до.
– Он ревнует?
– С какой радости? Я всего лишь бас-гитарист.
– У него нет таланта лидера. А у тебя есть.
– Не имеет значения. Лидер может быть бесталанный, но когда он выходит на сцену, остальные теряются на заднем плане.
– Точно так же, как толпа теряется на заднем плане, когда ты танцуешь?
– Я была единственной, кто танцевал.
– Да ну? А я и не заметил.
Она приближает ко мне лицо, и я ожидаю поцелуя, но вместо этого Лайла шепчет мне в губы:
– Сыграй для меня что-нибудь. – Она перебирается на диван и ложится на него. – Что-нибудь достойное этого рояля.
Скрещивает ноги и свешивает руку с дивана. Проводит пальцами по доскам паркета, ожидая, когда я начну играть. А я не могу оторвать от нее взгляд. Есть ли на свете другая женщина, которая могла бы заставить меня смотреть на себя не мигая, до рези в глазах?
– А вдруг тебе моя музыка не понравится? Ты все равно позволишь мне целовать тебя?
Она нежно улыбается.
– Песни что-то значат для тебя?
– Я вкладываю в них частицу своей души.
– Тогда беспокоиться не о чем.
Я поворачиваюсь к роялю и на миг застываю в нерешительности. Никогда раньше не исполнял музыку для кого-то. Единственный человек, для которого хотелось бы петь свои песни, – мой отец; однако его давно нет в живых. Смерть отца – одна из главных причин, по которой я их написал.
Никогда не нервничал, играя со сцены песни Гарретта, но сейчас все по-другому. Моя песня очень личная, и хотя слушает лишь один человек, я чувствую себя так, будто еще никогда не выступал перед такой взыскательной публикой.
Набираю в легкие воздух и медленно выдыхаю его, одновременно начиная играть.
Я заканчиваю играть и кладу руки на колени, не решаясь сразу обернуться и взглянуть на девушку. Последняя нота отзвучала; зал погрузился в тишину, которая поглотила все звуки в доме. Даже дыхания Лайлы не слышно.
Я закрываю крышку рояля и медленно разворачиваюсь на банкетке. Лайла смотрит в потолок, вытирая глаза.
– Вот это да, – шепотом произносит она. – Не ожидала. Меня будто в грудь ударили.
Точно такие же ощущения я испытал, когда сегодня впервые увидел ее.
– Мне понравилась концовка. – Она садится и поджимает под себя ноги. – Оборванные прямо в середине фразы. Безупречно. Мощно.
Я не был уверен, что она сможет понять смысл концовки; то, что она его поняла, приводит меня в еще больший восторг.
– Где можно найти эту песню? На «Спотифай»?
Я качаю головой.
– Ничего из своего творчества я в Сеть не выкладывал.
Она с удивлением смотрит на меня и хлопает рукой по дивану.
– Почему? Черт возьми, как же так?
Я пожимаю плечами.
– Может, потому, что в Нэшвилле каждый корчит из себя звезду. А я не хочу им подражать.
Она встает и направляется ко мне. Надавливает на плечи, пока я не прислоняюсь спиной к роялю, и садится верхом мне на колени, упираясь в банкетку. Берет мое лицо в ладони и прищуривается.
– Эгоистично с твоей стороны держать песни при себе. Лучше быть бескорыстной звездой, чем никому не известным эгоистом.
Я рад, что встретил такую девушку.
Я реально этому рад.
Я кладу ладонь ей на затылок, прижимаю ее губы к своим. Не понимаю, что происходит. Не помню, когда в последний раз девушка нравилась мне настолько, чтобы думать, где она будет завтра.
Кстати… а где Лайла будет завтра?
Где она была вчера?
Какой дом она называет своим?
Где она выросла?
И кто для нее прямо сейчас самый главный человек в жизни?
Я хочу знать.
Лайла прерывает поцелуй.
– Аспен увидела сегодня, как я на тебя смотрю, и говорит: «Обещай мне держаться подальше от музыкантов. А вдруг у них хламидиоз?»
– И ты пообещала ей держаться от меня подальше? – смеюсь я.