- Она, конечно, молодец, - задумчиво покачал головой Лименко. - Когда тебя вытащили, мы все перепугались. Даже я, хоть и был на тебя зол, боялся, что ты вот-вот умрешь. Она осталась спокойной, дала очень ценные указания, благодаря которым тебя удалось спасти. Да и потом, когда шли операции, все боялись, только Лите было все равно.
Все равно... Надо же! Ей было все равно, даже когда я умирал. Может, я и сделал глупость, но такого я не заслужил!
Я почувствовал, что больше не хочу разговаривать. Я закрыл глаза, надеясь, что Лименко поймет намек.
И он понял. К тому же, ему больше не о чем было меня спрашивать, и он решил оставить меня в покое.
***
Я перестал пользоваться своей способностью чувствовать ауру людей, потому что это вызывало у меня головную боль. Когда я слышал за дверью шаги, я не гадал, кто это, а просто ждал. Мне было приятно любое посещение.
Но стук каблучков в коридоре заставил меня напрячься. Неужели... неужели она пришла?
Дверь открылась, и я перестал даже дышать, но это была не она. Неожиданная гостья, не нежеланная, но не та.
- Привет, - Юлия подмигнула мне, поставила возле моей кровати белый цветок в стеклянной вазе. - Давно не виделись, милый.
И правда, давно. Мы с ней не разговаривали с того задания на водохранилище. Даже во время захвата базы я не успел встретиться с ней, тогда такой переполох был...
Но зачем она пришла?
- Ох и запутано все у вас, - вздохнула смотрительница. - Так запутано, что сами и не выберетесь. Все еще не хочешь рассказать, что было на станции?
Я промолчал. Каждый смотритель считал своим долгом задать мне этот вопрос, надеясь, что уж он-то обладает достаточным авторитетом, чтобы заставить меня говорить. Не дождутся! Не думаю, что я когда-либо смогу вернуться в тот день. Есть вещи, которые лучше оставить нетронутыми.
- Понятненько... - протянула она, сообразив, что откровений с моей стороны ждать не приходится. - Тяжко тебе, особенный?
Я кивнул; большей слабости я себе позволить не мог.
- Тебе не кажется, что было бы легче, если бы Лита была с тобой в такое время?
- Она держится в стороне, - горечь обиды вспыхнула с новой силой. - Вот пусть и дальше держится!
- Ты не считаешь, что ты сам в этом виноват?
- Я... я только хотел ее защитить....
Юлия рассмеялась; не злобно, а весело и легко. От этого, впрочем, сходства с ведьмой не убавилось.
- Что смешного? - оскорбился я.
- Я не над тобой, милый, не обижайся. Я над теми кретинами, которые удивлялись: как это ты мог совершить такую подлость? Я, хоть и не была там, пыталась убедить их, что все не может быть так просто. Ты патологически не способен на подлость, и в этом твоя слабость. Да и потом, ты бы никогда не причинил Лите боль осознанно. Может, ты и задумал что-то геройское, но сейчас нет смысла придерживаться глупых планов. Пора исправлять ошибки, милый.
- Я не могу...
- Нет, ты можешь, но не хочешь. Никто не любит исправлять свои ошибки, это очень трудно, да и с гордостью своей бороться надо. Ты справишься.
- Уже слишком поздно, - я вспомнил поведение Литы на корабле. - Ей все равно. Я уж если порчу что-то, то порчу основательно. Ей нет до меня дела.
- С чего ты взял?
- Лименко рассказал мне, как она вела себя во время моего лечения.
Смотрительница снова рассмеялась. Хоть кому-то весело!
- Кароль, не пойми меня неправильно, но... Вячеслав Лименко - прекрасный человек, но при этом он обладает эмоциональной чувствительностью дряхлого полена. Не суди сам о чужих чувствах, и уж тем более не прислушивайся к суждениям третьей стороны!
Я подозрительно на нее покосился; Юлия выдержала мой взгляд.
- Тут уж я могу говорить не понаслышке. Когда тебя повезли в человеческую больницу, мы с Оскаром выполняли задание неподалеку. Нас срочно вызвали, потому что думали, что тебе может понадобиться переливание крови. Без переливания, кстати, ты обошелся, хоть я и представить не могу, как. Зато у меня была возможность лично повидаться с Литой.
Она сделала паузу, которая показалась мне слишком долгой. Нельзя так издеваться над ранеными.
- Кароль... То, что я тебе сейчас скажу, никто не должен узнать. Никогда. Твоя смотрительница хочет все время казаться сильной, но правда заключается в том, что сильным двадцать четыре часа в сутки не может быть никто. Да, она была спокойна, когда тебя, полумертвого, выволокли из воды. Потому что кто-то должен был остаться спокойным! Она сохраняла хладнокровие, пока тебя везли в вертолете в больницу и во время операций. Она дождалась, когда к ней выйдет врач и скажет, что ты будешь жить. Потом она поднялась на крышу, уверенная, что там никого нет, и у нее было то, что я бы назвала нервным срывом. Она такая сильная, что многие забывают, что она самая младшая из смотрителей, совсем еще девчонка. Даже я вспомнила об этом лишь когда увидела ее рыдающей на крыше.
- Что вы там делали?
- Курила, - беззаботно пожала плечами Юлия и снова посерьезнела: - Она так и не заметила меня. Ни я, ни ты не имеем права использовать этот случай против нее. Но ты должен был узнать.
Я молчал, но теперь не из-за упрямства или злости. Мне просто нечего было сказать. Я все еще не мог поверить в то, что услышал.
Юлия вдруг подалась вперед, заставив меня взглянуть ей в глаза:
- Она любит тебя, Кароль. Но не так, как ты любишь ее. Смирись и научись жить с этим, но не издевайся больше над вами обоими.
Смотрительница встала, одернула юбку и направилась к выходу. У дверей она обернулась:
- Завтра я сделаю так, чтобы она пришла к тебе, но это твой последний шанс. Не упусти его, милый.
- Спасибо... Я не думал, что кто-то сможет... заметить...
- Заметить твое отношение к ней? - она хитро улыбнулась. - Это было совсем несложно. Ведь ты все-таки человек!
***
Цветок, оставленный Юлией, наполнял ароматом всю комнату. Я не очень любил цветы, но это белое пятно меня радовало. Оно заменяло солнце, оставшееся где-то вне базы.
Об этом я и думал, когда пришла Лита. Стука каблучков не было - на смотрительнице были джинсы, свитер с высоким воротником, скрывающим шрам, и сапожки на меху. Значит, наверху уже холодно. Может, снег есть. Я никогда раньше не видел настоящий снег...
Она не стала подходить ко мне и ничего не сказала. Смотрительница села в мягкое низкое кресло, стоящее рядом с дверью. Раньше туда не садился никто, потому что это слишком далеко от меня.
Видимо, она не собиралась упрощать мне задачу сочувствием. Что ж, я это заслужил.
Конечно, она могла услышать каждое мое слово. Но я не хотел так... Я не собирался принимать эту демонстрацию обиды. В такой ситуации мои слова просто не будут иметь смысла.
Не знаю, чего ожидала от меня Лита, но вряд ли, решения, которое я принял.
За эти дни я научился двигать правой рукой и хвостом, совсем чуть-чуть - ногами. Но тело повиновалось мне с трудом и явно не было готово к такому испытанию. Плевать, я еще и не такое выносил!
Глубоко вздохнув, я начал. Рывком скинув с себя одеяло, я стал подниматься с кровати. Мне пришлось хвататься за стену, потому что ноги были словно ватные, но я их чувствовал, а это уже хорошо. Поймав равновесие, я сделал первый шаг, потом - второй. Баланс я старался поддерживать хвостом, а левую руку не тревожил без нужды, она и так побаливала.
Лита наблюдала за мной равнодушно. Любое беспокойство должны были выдать глаза, но ее взгляд оставался холодным. Лишь когда я достиг середины комнаты, она сказала:
- В этом нет необходимости. Я не нуждаюсь в показательных выступлениях.
Надеялась, что это меня остановит? Как бы не так! Сжав зубы, я продолжил движение, хоть меня уже трясло от усталости. Нагрузка была слишком резкой для того, кто почти месяц провел в постели.
Где-то за два шага до нее я упал - повалился на колени, чудом не повредив перевязанную руку. Ничего, если надо ползти - я буду ползти. Для меня в этом нет ничего противоестественного, я ведь животное.