— Вы убьёте нас всех? — спросила она. Пока она говорила, из её рта вырывался чёрный пар, падая, как дым из приоткрытых губ.
«Если бы я мог», — подумал Амон.
— Вы должны увидеть правду такой, какая она есть. — Он сделал несколько шагов ближе, под ногами хрустели панцири жуков, мухи бились о его броню. — Если вы верите, что Император — бог, тогда молитесь Ему, чтобы вы увидели, что на самом деле происходит.
— Вы не верите, — Киилер покачала головой, что на её лице появилась неуверенность. — Ваши слова — насмешка над моей верой.
— Вы правы, это не моя вера. Она ваша. Возьмите её. Встаньте с ней лицом к лицу, — он понизил голос. — Смотрите с верой, Эуфратия.
Неизвестно
Услышав своё имя от золотого гиганта, Киилер почувствовала холодок, словно сквозняк из ненадолго открытого окна. Золотой гигант был почти невидим среди дымки верующих, неясная тень в ярком свете. Его голос напоминал грохот далёких волн на берегу, мощный и постоянный, но на самом деле она разобрала только своё имя.
Слова, которые предшествовали имени, просочились сквозь пульс её крови, приказ смотреть с верой.
Не приказ… мольба? Почти молитва из уст кустодия.
Вера.
Во что она верила?
Что Император был богом?
Это было нечто большее. Lectitio Divinitatus сформировал её веру, но не был её основой. Столкнувшись лицом к лицу с бессмертной природой истинного врага, она увидела вселенную, столь же далёкую от человечества, как космос отделён от глубин океанов. И она повернулась к Императору.
С верой, что кем бы Он ни был, Император являлся Повелителем Человечества; не только правителем человечества, но и его пастырем.
Та же Воля сформировала кустодиев, и теперь Эуфратия Киилер услышала своё имя, произнесённое одним из них, просившего её смотреть с верой.
Он не мог понять, что она имела в виду, когда говорила о вере — такая преданность абстрактному была вплетена в саму его личность. Вместо этого он взывал к её чувству веры.
Дерево.
Как только её мысли вернулись к нему, она закрыла глаза и попыталась увидеть его сияющие ветви, как в первый раз, когда она вошла в сад Императора.
Сад снова появился, выжженные равнины сменились раскинувшимся зелёным ландшафтом. Но это был не тот сад, по которому она гуляла с таким удовольствием. Небо потемнело, земля под ногами превратилась в болото, где колючие щупальца цеплялись за ступни и лодыжки. Из болота пузырились газы, и над вонявшими трупной гнилью цветами жужжали мухи.
В отчаянии она искала дерево, царапая руки и ноги, пока пробиралась сквозь кусты чёрных роз и карабкалась по заросшим ежевикой лощинам.
Она увидела слабое мерцание золота за грядой впереди, на холме, увенчанном мерзкими лесами.
Она пришла сюда не бегать, а летать. С последним усилием она взмыла в небо в тот момент, когда гнойные наросты вырвались из мульчи и изрыгнули тучи отвратительных ос за её спиной.
Они преследовали Киилер, но быстрота её веры превосходила их, она поднялась высоко в воздух, где облака ощущались как холодное масло, а ветер запутывал волосы, словно колтуны шиповника.
Внизу она увидела Несущих Свет. Каждый из них был уже не сияющим огоньком, а болотным пламенем, сжигавшим гниение веков, которое бурлило из подбрюшья мира. Среди них хищно рыскали призрачные угри, бледные тела двигались извилистыми волнами между небольшими холмиками костей и плоти.
Почувствовав тошноту, она снова посмотрела на дерево, увидев на коре мокнущие язвы и изливавшиеся из дыр потоки чёрного сока.
Как и прежде, ей хотелось взобраться на ветви, где среди увядавших листьев, словно лианы, висели тёмные облака. Инстинкт подсказал ей посмотреть вниз, прямо к основанию огромного дерева, где корни глубоко уходили в землю. Именно там она чувствовала, что вера поднимает её, питает от корней, и в этом тоже была сила Императора.
Она бросилась вниз, не обращая внимания на несущуюся навстречу мокрую землю. Закрыв рот и крепко зажмурив глаза, она погрузилась в мутную воду, которая затопила корни дерева, чувствуя холод на коже и густую слизь, проникавшую в уши и ноздри.
Киилер погружалась в засасывавшую грязь, пытаясь забраться всё глубже и глубже, чувствуя, как колотится сердце, а дыхание становится всё более прерывистым.
Она заставила себя открыть глаза, напрягаясь в грязи, нащупывая руками корни глубоко в земле, вдали от света и воздуха.