— Вы понимаете, что от вас потребуется?
— Я буду… Разделять и властвовать, — ответило громоздкое существо, и на его ложном лице появилось подобие улыбки. — Я сотру всё сопротивление.
— Сотрёте? Да, конечно, это подходящее слово. Все следы предыдущей incarna machina будут заменены вашим анафемиксом.
— Мне сказали, что потребуется кровь, — Вольк-Са’Ра’Ам повернул руку, словно предлагая запястье. Металлические пластины разошлись, подобно лепесткам механического цветка, обнажив окружённые кабелями кровеносные сосуды. Вдоль них тянулись тонкие трубочки, по которым текли другие жидкости, пульсируя красным, зелёным и пурпурными цветами.
Подчиняясь жесту архимагоса приблизился сервитор, в руках которого покоился отрезок сангвинического кабеля. На одном конце располагался стандартный имперский пятиконечный интерфейс, на другом — устройство, похожее на нечестивое порождение внутривенной канюли и декоративного кинжала. Сатараэль выдвинул механодендрит из своей боевой формы, осторожно приподняв зазубренный конец сангвинического кабеля, в то время как сервитор подключил другой к главному пульту.
— Сначала вы должны умилостивить меня, — произнёс гибридный механизм, отодвинув руку от подошедшего Сатараэля. — Это — сила Хаоса, есть формы и ритуалы, которые необходимо соблюдать.
— Я понимаю, — сказал архимагос, хотя по правде говоря его понимание являлось ограниченным.
Раньше ничего подобного Вольк-Са’Ра’Аму не существовало, и исследования Сатараэля в эзотерической области манипуляций с варпом были поверхностными. Только опыт самовосстановления дал ему хоть какое–то понимание — собрав своё сознание из разрозненных частей, он лучше всех подходил для перемещения частично демонического сознания в системы космопорта Львиные врата.
— Я предлагаю верность силам, которые растут и убывают, — нараспев произнёс Сатараэль, вспомнив слова, запечатлённые в нём Железными Воинами, которые они узнали от экспертов по Нерождённым Несущих Слово. Воистину, это была попытка великого нового союза, который создаст новую галактику под властью Гора. — У смертного мы берём — бессмертному мы отдаём. Погрузившись в душу варпа, я веду корабль воли сквозь шторм необходимости. Слава силам!
Механодендрит метнулся вперёд, вонзив сангвинический клинок в обнажённую руку Вольк-Са’Ра’Ама. Свет вспыхнул на контакте, словно бившие из разорванного провода искры, и прошёл вдоль всего кабеля. Кровь засочилась из раны, быстро сворачиваясь вокруг точки входа, напоминая коралловые наросты на затонувшем корабле, продолжая пузыриться и булькать.
— Я чувствую связь.
Голос поступал из коммуникационной решётки, расположенной над потрескавшимся от попаданий болтов экраном. Контрольная станция активировалась, показав рогатое лицо среди вихрей статики, зубы молнии сверкнули в ухмылке.
— Я сотру всех.
Космический порт Львиные врата, поверхностный подход, восемнадцать часов после начала штурма
После Биоуса прошло двадцать лет, и Форрикс не вспоминал о нём с момента окончательного приведения к Согласию. Но было что–то нереальное в этом сражении, что вернуло его в ту кампанию. Его авточувства перегрузились уже спустя три минуты после начала основной атаки, сведя слух до уровня приглушенных шлемом усиленных ушей. Блуждающие клубы дыма и газа застилали взгляд, поэтому его линзы постоянно меняли спектр в зависимости от того, куда он смотрел: на мгновение вспыхивали ярким инфракрасным излучением, затем скользили через видимый свет и обратно, прежде чем переключиться на приглушённое ночное зрение и вернуться в ультрафиолетовое изображение. Всё было прочерчено полосами трассирующих снарядов, непрерывными дульными вспышками и остаточным свечением плазменных взрывов.
Он не мог снять шлем: даже его улучшенная физиология начала бы поддаваться смеси токсинов, кишевших среди пепла и обломков — токсинов, которые его собственная сторона выпустила во время бомбардировки, и которые теперь душили союзников магистра войны с той же силой, как и пожирали лёгкие слуг Императора в предыдущие недели. Кузнецов войны это мало заботило, они гнали сотни тысяч смертных в губительный туман и выкашивавшую их ряды канонаду.
Подобно вращавшимся лопастям автоматического комбайна, батарея за батареей противопехотных и более тяжёлых орудий прокладывали стометровые полосы через рычавшее и вывшее болото войск. Стаккато очередей тяжёлых стабберов пробивалось сквозь медленный, более глубокий рокот макропушек, каждый снаряд которых разрывал воронки в пятьдесят метров шириной. Взрывы в воздухе высыпали град острых как бритва осколков, оставляя холмы разорванной плоти, через которые перебирались следующие роты атакующих.