Мы как раз заканчивали обед, когда позвонил Винс Сандерс.
– Я проверил твоего Джеффри Стайнза, – сказал он.
– И что? – спросил я.
– И еще я проверил волшебника страны Оз, Румпельштильцхена и фею Динь-Динь. Они тоже не существуют.
– Вот облом.
– Да уж, – сказал он. – Может, тебе надо носить колокольчик на шее?
– Что за чушь?
С Винсом иногда бывает довольно трудно общаться.
– Есть два Джеффри Стайнза, которые пишутся именно так, как ты сказал, – сообщил он. – Один из них родился четыре месяца назад, в среду, а второму девяносто два, и он живет в доме престарелых. Вдобавок ни один источник из тех, которые я проверял, а я проверил чертову кучу источников, ничего не слышал о нем. Так что мне ужасно интересно: какого черта ты тратишь на это мое время?!
Я не мог свободно разговаривать, потому что Лори сидела прямо напротив меня, а мне не хотелось потом отвечать на ее вопросы.
– Мне было интересно, – это все, что я смог произнести вслух.
– Сильный мотив, – восхитился Винс. – А если бы меня похитили и подвергли пыткам? Из меня бы могли вытрясти информацию о том, что Энди Карпентер думает, будто это интересно.
– Если попадешься, держись до последнего. Твоя страна нуждается в тебе.
– Смотри, – сказал он, – если здесь будет сенсация, она моя.
– Знаешь, для некоторых людей оказать любезность своему другу – уже достаточная плата.
– Тогда тебе надо было этих людей и просить, – огрызнулся он и повесил трубку.
Остаток вечера прошел в молчании. Лори читала, я делал вид, что тоже читаю, а все мои мысли вертелись вокруг этого дела. Ужасно неловко я себя чувствовал из-за того, что почти ничем не мог поделиться с Лори. Такая ситуация у нас сложилась впервые. С другой стороны, есть масса вещей, которыми она не делится со мной, и большинство из них касается Оскара Гарсии.
Сильно сомневаюсь, что она взаправду читала, а не делала вид, как я. Тара вела себя честнее, чем мы оба: она не притворялась, будто жует игрушку, а действительно ее жевала.
Около одиннадцати вечера я устал изображать, что читаю, и мы с Лори отправились в постель. И тут же заснули. Тот период, когда мы использовали каждую возможность, чтобы заняться любовью, уже прошел. Нет, чаще всего мы своего не упускаем, но иногда мне грустно, что та сумасшедшая пора ушла.
Я встал раньше Лори, потому что у меня была назначена встреча с Кевином в офисе в восемь утра. Когда я приехал, он как раз заканчивал свой обычный завтрак: один рогалик, поджаренный, со сливочным сыром, и второй рогалик, неподжаренный, с маслом. Есть люди, которые могут сколько угодно набивать желудки и не прибавлять ни фунта. Кевин определенно не относится к этому типу. Главное различие между ним и Винсом Сандерсом в том, что Кевин объедается исключительно нездоровой пищей. Хотя может съесть что угодно: поставьте перед ним бочку ростков пшеницы – он и ее опустошит.
Мы с Кевином были одни, Эдна еще не пришла. В десять мы все равно были бы одни. С тех пор, как Эдна не занимается никакой реальной работой, она не видит необходимости просиживать здесь весь рабочий день. В этом была такая неопровержимая логика, что я сдался и прекратил попытки ее опровергнуть.
Кевин встречался со следователем вчера. Ценной информации было немного, но он был уверен, что выжал оттуда все, что только можно было выжать. Тело Дорси было в таком состоянии, что судить о чем-либо с полной определенностью не приходилось, однако можно было утверждать, что причиной смерти явилось отделение головы от туловища, и что когда ее отрезали, Дорси был еще жив. Кровотечение и результат действия огня привели следователя к убеждению, что смерть наступила приблизительно за час до сожжения тела. Это точно соответствовало тому, что я знал, а именно, что убийство было совершено позади стадиона Хинчклифф, который находится примерно в сорока пяти минутах езды от склада.
Когда полиции стало известно, в какое время было подожжено тело, они смогли определить время смерти с необыкновенной точностью: Дорси был убит между полтретьего и тремя часами ночи. Как раз в это время Оскар, по его же собственным словам, находился в противоположном конце города, сдавая еженедельную мзду своим преступным боссам.
Это была ситуация, где наши с Лори обязанности пересекались. Я – адвокат, Лори – детектив; у меня не было никаких иллюзий насчет наших ролей и никакого желания поменяться ими. Но я люблю присутствовать при начале каждого расследования; это связывает меня с делом, что оказывается полезным.
Само место расследования напоминало о Паттерсоне прошлого. Дома были скромные и поддерживались в идеальном порядке, а улицам удавалось сохранять ощущение близкого доброго соседства. Дети беззаботно играли на улицах; любой торговец наркотиками, если он в здравом уме, не стал бы и пытаться искать здесь клиентов.
В северном Нью-Джерси главой той организации, которую раньше принято было называть семьей, был Доминик Петроне. Я встречал Петроне на разных скучных торжественных приемах, которые вынужден был посещать. Интеллигентный седой мужчина с прекрасными манерами, он выглядел как типичный главный администратор крупной компании, каковым, в сущности, и являлся. Товары и услуги его корпорации включали наркотики, проституцию, незаконное ростовщичество, отмывание денег и иногда парочку-другую убийств. Это была нелегкая работа, но кто-то же должен был выполнять ее.
Я взял с собой фотографию Оскара и показал ее некоторым людям на улице, спрашивая, не узнают ли они его. Это было антипродуктивно; это заставляло их думать, что мы – часть принудительного применения закона, а значит, мы против Петроне, а значит, мы враги. Эти люди не нуждались в полиции и не пользовались ее услугами – все, кто им нужен был для защиты своих жизней и имущества, жили по соседству. Они бы скорее предали Господа Бога, чем Доминика Петроне, и любые вопросы только заставляли их смотреть на нас с подозрением.
Разумеется, было совершенно невероятно, чтобы тот человек, к которому Оскар приходил сюда, был Петроне. У него были люди, у которых были свои люди, у которых были люди, и у тех тоже были люди, чтобы заниматься такой мелкой сошкой, как Оскар. И даже они не заинтересовались бы им.
Поскольку мы не знали, в какой конкретно дом приходил Оскар, и не могли найти никого, кто вспомнил бы, что видел его, то в основном бесцельно шатались по улицам, нисколько не продвигаясь к разгадке. Расследование совсем застопорилось.
Мы уже почти собрались уходить, когда увидели супермаркет «Пищевая ярмарка», куда Оскар, по его словам, заходил. Первое, что мы сделали, это удостоверились, что в ту ночь работала совсем другая смена сотрудников, и шансов, что кто-то из нынешней смены вспомнит Оскара, не было. Лори придется вернуться сюда ночью и проверить ночную смену.
Мы попросили позвать менеджера – хотели выяснить, нет ли у них записей, сделанных скрытой камерой, относящихся к тому вечеру, о котором идет речь. Если Оскар был здесь той ночью, он мог быть на этой записи.
Менеджер ушел выпить кофе, и пока мы ждали, Лори решила немного прогуляться по магазину, купить еды. Она отошла, а я догулял до банкомата, чтобы по крайней мере предложить заплатить за ее покупки. В супермаркете было небольшое отделение банка с тремя банкоматами.
Из другого похожего дела я знал, что наши шансы что-то обнаружить на записях скрытой камерой равны нулю. Большинство магазинов просто крутят эти ленты в 24- или 48-часовом режиме, а потом ставят сначала и записывают поверх предыдущей записи. Но попытка не пытка, и когда вернулся менеджер, Уолли, мы задали ему этот вопрос. Что его зовут Уолли и что он менеджер, я узнал из бэджа на кармане его форменной рубашки, гласившего «Уолли», а строкой ниже – «менеджер». Это те хитрости, которым я научился, сопровождая Лори на расследованиях.
– Как долго вы храните записи скрытой камеры? – спросил я.
– Вы что, копы? – спросил Уолли.
Его ответ явно не соответствовал вопросу, и он сказал «копы» с таким видом, будто если бы мы действительно были полицейскими, он бы попытался отвести нас в отдел товаров для борьбы с садовыми вредителями и там применить против нас дуст. У меня было такое чувство, что кто-то предупредил его о том, что мы выслеживаем кого-то, задавая вопросы.