Я встал.
– Проверьте, чтобы у вас сохранилась копия соглашения нанимателя. Это ваша гарантия, что я не пойду в полицию со всем, что вы мне только что рассказали. Я не стану представлять вас в суде.
Стайнз тоже поднялся. Если он и был разочарован, то хорошо скрывал это.
– Вы полагаете, что я не заслуживаю хорошей защиты только потому, что виновен? – спросил он, явно развлекаясь.
Я покачал головой.
– Я полагаю, что каждый имеет право на самую лучшую защиту, какая только возможна. А уж тем более виновный.
– Тогда почему вы отказываетесь вести мое дело? Я заплачу любую цену, которую вы запросите.
Я решил ответить прямо:
– Мистер Стайнз, когда я представляю клиента, я делаю все возможное в рамках дозволенного, чтобы выиграть дело. Я не хочу потом сожалеть, если дело увенчается успехом.
– Вы хотите, чтобы я сел в тюрьму? – спросил он.
– Пока что я хочу, чтобы вы покинули мой офис. Уверяю вас, есть множество компетентных адвокатов, которые с радостью возьмут ваше дело. Если до этого дойдет.
– Ладно, – произнес он. – Это ваше решение.
Сказав так, он вышел из моего кабинета, и я услышал, как он вежливо прощается с Эдной. Эта встреча привела меня в состояние легкого потрясения, которое можно списать на ту небрежную, сухую манеру, в которой мой визитер обрисовал совершение столь жестокого убийства.
Интересно, с чего это я так разнервничался?
Если что я и люблю, так это вечера понедельника, а также среды и пятницы – это наше с Лори время. Эти вечера мы проводим вместе. Мы редко куда-то ходим, то есть практически никогда – просто сидим дома у меня или у нее, готовим ужин либо заказываем его на дом. Наши вещички расползлись по обеим квартирам, хотя, с тех пор как у меня появилась Тара, мы почти всегда проводим вечера у меня. И я, и она почему-то предпочитаем проводить воскресное утро в одиночестве, так что по субботам мы не встречаемся.
И Лори, и мне такой стиль отношений был вполне по душе. Все решалось по свободному выбору, и никто не обманывал ничьих ожиданий. Мы еще не были готовы к совместной жизни.
Сегодня была очередь Лори соображать насчет ужина. Она настоящий профессионал на кухне. Что бы ни нашлось в моем холодильнике, она ухитрялась превратить в восхитительный соус к макаронам.
Лори разбила небольшой огородик в отдаленном уголке моего заднего двора – еще одно свидетельство того, насколько мы разные. Какой смысл выращивать то, чем и так забиты все супермаркеты? Кажется, она думала, что если ей не удастся вырастить латук на грядке, то его не будет у нас на столе. У нее рос даже базилик, и я в порыве благодарности поклялся, что никогда не буду покупать его в магазине.
Сегодня у нас была паста – нечто вроде красного соуса с кусочками чего-то. Я не спрашивал, чего именно, чтобы не портить себе аппетит. Вкусная еда, а вдобавок музыка, свечи и компания Лори! Казалось бы, чудный вечер. Но я не мог выбросить из головы Джеффри Стайнза и его леденящее душу признание.
Я старался выбросить это из головы, но тут Лори упомянула, что заезжала ко мне в офис, но не застала меня – я уже ушел.
– Эдна сказала, что кто-то сегодня пытался нанять тебя, но ты выставил его.
Я пожал плечами.
– Ну ты же знаешь Эдну. – Я попытался улыбнуться.
Лори знала Эдну, но почему-то этого оказалось недостаточно, чтобы закрыть тему.
– Она сказала, что ты выглядел расстроенным.
Я решил честно все рассказать. Кто знает, может, это к лучшему.
– Он мне не понравился. Как и его дело.
– Почему?
– Это не подлежит разглашению, – покачал я головой.
Она кивнула, вполне понимая и уважая значение этого слова. Меня мучило, что я не могу с ней поделиться, но у меня не было выбора.
В нашей системе правосудия едва ли найдется что-либо столь же важное для защитника, как соглашение адвоката с клиентом о неразглашении. Если бы подозреваемый не мог быть до конца честным со своим адвокатом, не боясь, что его слова всплывут в ходе следствия, это бы серьезно уменьшило его шансы на хорошую защиту. Никогда в жизни я не нарушал соглашения и никогда не нарушу.
Самое смешное, что если бы я взялся за дело Стайнза, то мог включить Лори в расследование в качестве своего детектива и рассказать ей все про жутковатое признание Стайнза. Но я ему отказал, так что при всем желании не мог найти повода, чтобы нанять детектива.
Кроме того, не факт, что Стайнз действительно убил Дорси. Ложные признания, как ни удивительно, обычная вещь. Хотя, конечно, их делают в основном в полиции, а не в кабинете юриста. И такие люди чаще всего психи и (или) неудачники. Стайнз совсем не походил на неудачника. Что еще важнее, он знал состав горючей смеси и по памяти пересказал его.
Этот парень убийца.
Лори оставила эту тему, хотя и видела, что меня что-то беспокоит. Мы были странной, ненормальной парочкой, поэтому решили заняться тем, что обычно делали после ужина, – сыграть в скрэббл.
Для меня играть в скрэббл с Лори – серьезное испытание. Мы взяли бокалы с вином и переместились на пол, и я почти все время пялился на нее, не в силах отвести глаз. Ее небрежная красота словно не требовала никаких усилий, потому что была не оболочкой, а самой сутью Лори. Я видел ее после изматывающего бега, после душа, после занятий любовью, после ночи сна и после бессонной ночи, после слез, после долгого дня в офисе и даже после драки с каким-то субъектом, который попытался к ней приставать. Так что могу авторитетно засвидетельствовать – Лори всегда бесподобна, и нет такой ситуации, которая отняла бы у нее хоть кусочек очарования.
Итак, вместо того, чтобы смотреть на свои фишки, я любовался Лори. Она бессовестно пользовалась этим, к тому же вовсю жульничала, выдумывая слова, каких не бывает. У Лори напрочь отсутствует мораль при игре в скрэббл; победа нужна ей любой ценой, а о правилах пусть беспокоится противник.
Обычно я проигрываю, уступая около пятидесяти очков, но сегодня неожиданно оказался впереди на семнадцать. Мы сыграли уже примерно три четверти партии, и это значило, что она просто выжидает и не станет делать ход, пока не придумает какое-нибудь особенное слово. Если понадобится, она будет все взвешивать и мучиться над решением до августа месяца и скорее повесится, чем сделает неудачный ход.
Около десяти минут прошло в молчании, и я почти задремал, когда Лори наконец придумала свое слово. Оно сулило ей тройную норму очков, всего сорок восемь, и если я не сумею ответить, победа за Лори.
Слово было… «клептоманить».
За какие коврижки я должен спускать ей это? Правда, Лори становится очень агрессивной, если я вообще оказываю какое-либо сопротивление.
– Клептоманить? – сказал я очень осторожно. – Лори, дорогая, боюсь, такого слова нет.
– Конечно, есть! Клептоманить. Это то, что делают клептоманы.
– Кпептоманы воруют, дорогая, – сказал я.
Лори выпрямилась.
– Знаешь, это те никчемные неудачники, которых ты представляешь в суде, воруют. А настоящие психи клептоманят.
Я принялся искать словарь, и мы отложили игру. Словаря нигде не было.
– Ягодка моя, ты не знаешь, куда запропастился словарь?
– Я уже искала его, но он пропал, – резко сказала она. – Должно быть, кто-то его склептоманил.
После этого игра стремительно пошла дальше, я начал делать ходы слишком быстро, а Лори думала все дольше и в конце концов разбила меня в пух и прах, выиграв шестьдесят семь очков.
Ладно, игру я продул, зато теперь мы можем идти в постель, а делить постель с Лори гораздо приятнее, чем играть с ней в слова. Делить постель с Лори гораздо лучше, чем играть в слова с кем бы то ни было.
Я проснулся в шесть тридцать утра и включил телевизор, чтобы посмотреть местные новости. Лори еще спала, но телевизор ее не разбудит. Ее бы не разбудил даже грохот от падения гигантского астероида по соседству с моим домом.
В местных новостях почти никогда не бывает ничего существенного. Уличное движение, погода, плоские шуточки ведущих, затянутые репортажи, а потом опять движение и погода. Сегодняшние новости не были исключением. Шел дождь, и несчастный репортер, который обычно читает сводки погоды, маялся под зонтом на углу какой-то улицы. Он предсказывал, что погода сегодня будет дождливая. Все эти деньги, которые идут на обучение метеорологов, явно тратятся впустую.