Старуха прервала свою работу и насмешливо посмотрела на Андре, доставая из своей табакерки понюшку.
— Меня нечего так расхваливать, месье Андре, потому что, изволите ли видеть, я получила известие от господина Антуана. Оказывается, барин-то возвращается…
— Как! Что вы говорите, тетушка Коттенэ?
У Андре был до того расстроенный вид, что тетушка Коттенэ рассмеялась, подавая ему телеграмму, которую она вынула из кармана своего передника.
— Посмотрите сами, месье Андре.
Андре взял смятую синюю бумажку, которую ему протягивала старуха. На телеграмме, посланной из Мадрида, значились только следующие слова: «Буду в Париже четверг. Приготовьте квартиру. Берсен». Да, Антуан возвращался. Значит, он переменил свои намерения. В последнем письме, полученном Андре, художник не говорил о своем возвращении. Он собирался остаться в Испании до весны. Еще хорошо, что он предупредил и не приехал неожиданно на улицу Кассини. Он вполне мог бы вернуться к себе в такой час, когда там находилась г-жа де Нанселль! Какая неприятная история вышла бы тогда… Правда, принимая свою любовницу в мастерской друга, Андре лишь пользовался разрешением, которое дал ему художник, но все же положение было бы Неловкое. Когда он увидится с Антуаном, он не скроет от него, что воспользовался гостеприимством его жилища, и он знал, что Берсен был слишком деликатен, чтобы можно было опасаться с его стороны какого-нибудь нескромного вопроса.
Между тем тетушка Коттенэ взяла со вздохом телеграмму:
— Ах, прошли красные денечки, месье Андре. При господине Антуане мне уж больше не придется ходить по четыре раза в неделю к племяннице, как я это делала. Не говоря уж о том, что мой бедный барин не станет жить один, не так ли… Черт знает, кого он может привезти с собой из этих чужих стран!.. Я еще хорошо уживалась с мадам Алисой… Она все равно как ваша барынька, такая вежливая, такая милая. Вот подошла бы она к господину де Берсену!
Андре засмеялся:
— Послушайте, тетушка Коттенэ, вы — совершенно здоровы?
— Виновата, месье Андре, я сказала не то, что хотела сказать! Ну, мы понимаем друг друга, не так ли? Но у вас такой расстроенный вид!
Андре не мог скрыть своей досады. Возвращение Берсена помешало ему. Он привык смотреть на квартиру на улице Кассини, как на свой дом. Впрочем, может быть, Берсен не возвращался окончательно и собирался лишь быть проездом в Париже. Мастерской можно будет пользоваться снова после его отъезда. Тем не менее следовало предупредить Жермену о событии.
Он так и сделал, после того как, сняв шляпу и жакет, она уселась на диван. Она равнодушно выслушала это известие.
— Да ведь правда, мы здесь были не у себя. Ага, твой друг возвращается! А как его зовут, этого милого мальчика?
Андре, улыбаясь, смотрел на Жермену. Она поднялась и стала терпеливо раздеваться. Ее легкая блузка упала на подушки. Наплечник ее сорочки скользнул с ее круглого и обнаженного плеча. Она сняла пояс платья и поставила ногу на диван. Андре стал расстегивать тонкий башмак, обхватывавший ажурный чулок, сквозь натянутые шелковые петли которого виднелось тело. Ах, Жермена была истинной любовницей. Она любила свою любовь; она любила любовь! До остального ей не было дела. Точно так же, как она отдалась Андре, не зная о нем ничего, кроме того, что он ей нравился, она никогда не подумала спросить у Андре об имени того друга, которому принадлежала мастерская. Это было место, где они предавались любви. К чему ей было знать больше! Тем не менее, чтобы ответить на ее вопросы, он сказал ей:
— Его зовут Берсен.
Он кончил расстегивать башмак и снял его… Жермена опустила свою разутую ногу:
— А! Его зовут Берсен!
— Да, Антуан де Берсен.
Она стояла посреди своей юбки, распластавшейся на паркете. Жермена посмотрела вокруг себя:
— Значит, мы здесь находимся у господина Антуана де Берсена?
Звук ее голоса показался странным Андре.
— Да, знаешь, Берсен, выставивший в последнем Салоне тот прекрасный этюд женщины, о котором говорили все газеты?
Она помолчала некоторое время.
— Говорил ли ты когда-нибудь со своим другом обо мне?
Андре сделал укоризненное движение:
— О, Жермена!
Она засмеялась:
— Влюбленные так болтливы… если им нет сорока лет, как предполагает Дюмэн. Нет? Ну, я тебе признаюсь, что в восторге оттого, что этот господин де Берсен возвращается. Мне немножко надоела эта скучная улица Кассини. Это так далеко, занимает столько времени… Мы найдем что-нибудь миленькое в моем квартале. Мы обставим квартиру по нашему вкусу, будем бегать по магазинам старинных вещей… Это будет восхитительно…