Павловский. Подтверждаю! Честное комсомольское!
Титов (показывая на фрукты). Давайте, давайте, ребята!
Наташа сосредоточенно чистит апельсин. Вадим грызет бублик. Павловский помешивает ложечкой в стакане чай. Федя мрачно играет с бумажной салфеткой.
Павловский (нарушая молчание). У нас на днях состоится встреча в горкоме. Хотим вам дать ответственное поручение: вручить почетные грамоты ЦК комсомола первым строителям Марсианска. Кстати, вы тоже награждены такими грамотами и значками. Они будут вам вручены при встрече.
Вадим. Какими значками?
Павловский. Победителей конкурса.
Вадим. Спасибо.
Титов. Нет, я вижу, что у вас еще не отлегло от сердца. Вот ты, Федя, чего нос повесил?
Наташа (собравшись с духом). Герман Степанович! А ведь у нас ЧП!
Титов. Какое ЧП?
Наташа. Дружинин отказывается от полета.
Павловский (поперхнувшись чаем). Э… э…
Титов (с удивлением). Отказывается? Неужто? Я хотел бы от него самого услышать это. Возможно ли?
Федя (глухо). Нет, верно, я не могу лететь.
Титов. То есть как это?
Федя. Не могу, и все…
Титов. Это, брат, не ответ. Как это так «не могу»! Два года готовился, стал победителем конкурса, прошел все испытания, и вдруг на тебе: «не могу». Что случилось?
Федя молчит.
Но сказать почему, ты, надеюсь, можешь?
Федя. Не могу.
Титов. И вы тоже не знаете, почему ваш товарищ отказывается от полета?
Вадим. Не знаем.
Наташа. Он не говорит.
Павловский (обретя дар речи). Герман Степанович! Кто же тогда полетит вместо него?
Титов. Есть кому лететь-то. Вторая тройка наготове. Но не это главное! Почему же все-таки Федор Дружинин считает возможным так подвести своих товарищей?
Федя (горячо). Я никого не хочу подводить и не подвожу. Если бы я хотел… (Замолкает.)
Титов. Договаривай, договаривай! Если бы хотел, то что?
Федя (помолчав). Ничего.
Титов (ходит по комнате). Ну и загадки ты нам тут задаешь, молодой человек! Я должен тебе сказать, что поступаешь ты не слишком честно. Выходит, что нет у тебя чувства товарищества! Вот чего стоят все наши испытания и проверки. Ты своим отказом разрушаешь всю тройку! Неужели ты не понимаешь этого?
Федя (глядя в пол). Почему разрушаю? Вместо меня может полететь Асен Босев из Болгарии… или просто они вдвоем…
Титов (решительно). Ну вот что, товарищи! Мы, я вижу, так ни до чего не договоримся. На сегодня считаю разговор исчерпанным!
Все поднимаются.
Павловский. А как же, встречу в горкоме отложить придется?… Странно все это и непонятно. (Пожимает плечами.)
Титов (ребятам). Вы, ребята, идите! (Феде.) А ты задержись! (Павловскому.) С вами мы потом созвонимся! (Прощается с Павловским, Наташей и Вадимом.)
Федя остается, остальные уходят.
(Феде.) Ну, давай, как говорится, поговорим без свидетелей. С глазу на глаз. Согласен?
Федя молчит.
Так что же все-таки у тебя стряслось? Ведь не струсил же ты? Уверен, что нет. Ты не трусливого десятка. Может, изменились семейные обстоятельства? Это мы сообща уладим…
Федя молчит.
Поссорился с друзьями? Не поверю… Может быть, ты заболел? (Кладет Феде на плечо руку.) Давай, брат, начистоту! Выкладывай!… В семье космонавтов не может быть никаких недомолвок!
Федя молчит.
Я должен знать причину. Я отвечаю за этот рейс перед правительством. Перед всеми ребятами на свете… Тебе не стыдно молчать?
Федя (выдавливает из себя). Стыдно, но сказать еще стыднее.
Титов. А ты не стыдись, я пойму тебя, как отец.
Федя. Я не имею права лететь.
Титов (подумав). Не имеешь права? Что же ты натворил?
Федя. Ничего я не натворил. Просто…(Замолкает.)
Титов. Ну говори, говори!
Федя (решившись). Хорошо. Я скажу… (Не глядя на Титова.) Я знал перед испытанием, что это не настоящий полет… что все нам будет только казаться.
Титов (помолчав). Кто же и когда тебе раскрыл нашу тайну?
Федя. Не знаю… Перед самым стартом. За несколько минут. Я случайно услыхал, как кто-то сказал за спиной: «Две недели полное ощущение полета в этой бандуре, а потом полное разочарование…»
Титов. В «бандуре» значит? Так и сказал?
Федя (кивает головой). В «бандуре»!
Титов. И ты промолчал? Не сказал ребятам?
Федя. Конечно. Какое же это было бы товарищество? Ведь скажи я им, что все это липа, испытание сорвалось бы и у вас и у них. Пусть уж лучше я один… (Вспоминает.) Слышу сигнал тревоги, дуйаю про себя: «Липа!» За окошком — серо-буро-малиновое, тоже липа! Наташа беспокоится за своего Марсика, а я-то все знаю и только злюсь. «Через две недели, думаю, расцелуешь свое лохматое сокровище!» Теперь понимаете, почему я не имею права лететь? Для меня ведь испытанием было только молчать в тряпочку и терпеть, а для них и для вас это было испытание настоящее.
Титов (сочувственно). Да-а-а… Не ожидал… Не легко тебе было эти две недели. Сочувствую.
Федя. Вот и пойми, где граница между дружбой и долгом! (Неожиданно оживляясь.) А вообще-то здорово, ловко придумано. Если не знать секрета, то ни в жизни не догадаешься! (Лукаво.) Хотя одна накладочка у вас все-таки была!
Титов. Какая же? Любопытно.
Федя. Ребята ждали, когда по радио о полете объявят, а сообщения-то не было. Можно ведь было бы на пленочку записать и прокрутить, для полной убедительности.
Титов. Молодец! Верно подметил. Учтем на будущее. Ну вот что, сынок. Разговор у нас с тобой был доверительный, но все же мне придется объяснить комиссии, почему ты не можешь лететь… Не имеешь права… как ты говоришь…
Гаснет свет.
Седьмая картина
По радио звучит торжественный голос диктора:
«ЭТОТ ДЕНЬ — ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ 2001 ГОДА ВПИШЕТ ЕЩЕ ОДНУ ГЕРОИЧЕСКУЮ СТРАНИЦУ В СЛАВНУЮ ИСТОРИЮ ЮНЫХ ЛЕНИНЦЕВ. МЫ ВЕДЕМ СВОЙ РЕПОРТАЖ С ЦЕНТРАЛЬНОГО КОСМОДРОМА СОВЕТСКОГО СОЮЗА. КОСМОПЛАН «ПИОНЕР-ОДИН» ГОТОВ К СТАРТУ. ЕГО ЭКИПАЖ УЖЕ НА БОРТУ. ИДЕТ ПОСЛЕДНЯЯ ПРЕДСТАРТОВАЯ МИНУТА. СЕЙЧАС ВЫ УСЛЫШИТЕ ЗАВЕРШАЮЩИЙ ОТСЧЕТ СЕКУНД И «ПИОНЕР-ОДИН» УСТРЕМИТСЯ К МАРСУ… (Начинается отсчет секунд.) ДЕСЯТЬ… ДЕВЯТЬ… ВОСЕМЬ… СЕМЬ… ШЕСТЬ… ПЯТЬ… ЧЕТЫРЕ… ТРИ… ДВА… ОДИН… СТАРТ!»