Ребятня согласно защебетала и стайкой вылетела в город на поиски зловещего Анастасия, доводившего даже стойких мужчин до паники и истерики... Старик ещё раз благословил меня и мою новоиспечённую жену. Неожиданно двери церкви распахнулись - и внутрь вбежали два молодых щёголя и две растрёпанных девицы. Они рухнули около священника на колени и одновременно заговорили. Тот поднял руку - молодые испуганно замолкли - и устало уточнил:
- Вы встречались с Анастасием?
Те испуганно загомонили. Старик вздохнул и взглядом попросил меня, Сеньку и мою тёщу удалиться, дабы он мог успокоить других своих прихожан. И мы молча подчинились.
Уже за порогом тёща наконец-то благословила нас - и ушла домой, готовить еду. Моя юная жена было кинулась к матери - вернуть ей шаль, но та устало улыбнулась и сказав:
- Оставь её себе. Пусть тебе будет хоть какой-то свадебный подарок от нас, - быстро ушла к оставшимся заботам и ребятне.
Мы с Софьей остались одни, связанные навеки и одновременно такие свободные. Взялись за руки и медленно побрели по улице. Как-то сами собой вышли за городскую стену, пересекли мрачную землю, ободранную человеческой жестокостью, и окунулись в душистый луг. Там повалились на душистую траву и долго молчали, разглядывая небо, потом нашли ручей, вдоволь напились. И наши животы одновременно заворчали. Значит, в новой жизни мне нужно чем-то питаться. Но чем?..
- Разыщу редактора того журнала и одолжу у него несколько листов и перья с чернилами, - и я решительно направился к грязной старой серой мрачной городской стене, угрюмо наблюдавшей за нами и беззаботным лугом сверху.
- Хочешь раскрыться?
- Надо же нам с тобой на что-то жить!
Мы быстро, но неохотно направились к городу. И почти вышли к кромке луга, как из-за стеблей выскользнула фигура в чёрном, на груди которой ослепительно сверкал в солнечных лучах серебряный крест. Бледное лицо священника озарилось изнутри злостью и решимостью:
- Вы опять предаётесь разврату, проклятые грешники?! - начал он укоризненно.
От его появления мне захотелось сплюнуть. Насилу удержался. А моя молодая жена недоумённо взглянула на парня и уточнила:
- Ты - Анастасий?
- Да, меня нарекли Анастасием, блудливая дочь Е...
- А-а, так это от вас в последние две недели люди сбегают как от чумы? - перебила она его с улыбкой, - Странно, вы совсем не кажетесь страшным...
Молодой и рьяный священник от потрясения утратил дар речи, правда, быстро оправился и начал:
- Побойся Бога, грешница! Ты при дневном свете предаёшься тут разврату с этим молодым блудливым...
- А зачем его бояться? - спросила Софья с детской наивностью.
Парень разразился долгой и гневной тирадой о Судном дне, об Аде, о грехе Адама и Евы...
- Бог не может быть таким злым, - девица нахмурилась.
- Почему? - растерялся священник.
- Он создал это солнце, так?
- Так...
- Бог создал солнце, а оно светит на всех, - ответила моя жена и вдруг весело улыбнулась.
Аромат цветов нежно обнимал нас, солнце играло на её русых волосах, превращая отдельные русые пряди в рыжие... Впервые я залюбовался ей, как женщиной...
- Солнце светит на всех, - повторила Софья и расцвела неземной улыбкой, - Солнце светит и на невинных детей, и на убийц. И на добрых светит, и на злых. Оно греет всех и ни в чём никого не укоряет. Значит, Бог хотел, чтоб Его любовь вечно была с нами и грела нас всех. Значит, Он верит в нас. Зачем мне Его бояться, если Он много веков верит в нас и настолько любит нас, что подарил нам это живительное и щедрое солнце?
Жена потянула меня за руку, и я побрёл за ней, не отрывая взгляда от её лица. В это время я пошёл бы с ней куда угодно, даже в Ад. Священник долго вопил нам что-то в след...
Редактор поначалу не поверил мне, что я и есть тот самый Кирилл Тайна. Однако же впустил нас в дом, вручил мне десять листков, перо и чернильницу.
- Докажи мне, написав историю не более, чем на десяти листах, - сказал он насмешливо, - А то много вас, Кириллов, нынче развелось. Сегодня я аж троих выпроводил. Вчера - семерых. Прямо проходу от вас, Кириллов, не стало! Лезете изо всех щелей, как тараканы! А всё с появления того таинственного писателя!
Я сидел за столом и писал, писал почти беспрерывно, только на краткий миг отрываясь от бумаги и смотря на сидевшую в кресле напротив, моего ангела, мою Мадонну. Когда протянул исписанные листы редактору, сидевшему с другого края стола, тот удивлённо заметил, смотря на большие часы, висевшие на стене:
- Ещё и часу не прошло! - тут он посмотрел на листки и узнал мой почерк. Аккуратно положил мой новый рассказ на стол, выровнял стопочку листов, поднялся из-за стола и кинулся жать мне руку.
Спустя долгое время он наконец-то оправился от радостного потрясения, перестал расписывать все прелести моих историй, и обратил внимание на мою тихую, бедно одетую спутницу:
- А кто эта прелестная дама? - спросил Пётр Семёныч с некоторой долей искусной искренности в неискреннем голосе, - Можно я угадаю, Кирилл Николаевич? Должно быть, это ваша родственница, которая внезапно осиротела и приехала к вам, как к единственному близкому ей человеку?
- Это моя жена, а так же моё вдохновение, Пётр Семёныч, - сказал я с вызовом.
Судя по его лицу, редактор недоумевал, как такое тощее, бледное и бедно одетое создание может быть чьим-то вдохновением, тем более, моим.
- Она уговорила меня отнести мой рассказ в какой-нибудь журнал. И поженились мы довольно-таки спешно. Увы, у меня пока не хватает денег, чтобы одеть её должным образом, чтоб найти нам приличный уголок для жилья.
Ему страстно хотелось побольше вызнать о молодом авторе, быстро ставшем популярным, потому, под предлогом, что его жена и дочь с мужем временно уехали погостить к родственникам, Пётр Семёныч пригласил нас пожить у него. Более того, дал мне приличную сумму 'в подарок юным новобрачным'. Я промолчал, сколько мне веков. Понимал, что он будет следить за нами, но надо ж было мне и Софье где-то жить! На полученные деньги я купил ей несколько недорогих, но хороших и красивых вещиц. Приодетая жена немного похорошела. Правда, шаль, подаренную матерью и сильно выбивавшуюся своим потускневшим от времени видом на фоне новой одежды, не захотела снимать, да я и не настаивал: её дело. Потом я написал ещё пару историй для журнала. И с испугом заметил, что солнце уже готово прильнуть к земле. Значит, с наступлением темноты мои недавние родственники начнут меня искать. Территория наша... ихняя... после той битвы заметно сократилась, а я желанием путешествовать горел крайне редко, так что искать они меня будут в городе и шести деревнях, оставшихся нашими... тьфу, сохранившихся за ними. Может быть, они найдут меня и Сеньку этой ночью или следующей. В лучшем случае, у нас ещё есть около недели.
Сославшись на расстройство желудка, покинул гостиную, просочился на кухню, уже опустевшую к этому времени, и прихватил острый нож. На рассвете верну обратно, утром куплю себе какое-нибудь оружие. Если доживу... Чуть позже вернулся, прихватил пару угольков. Спрятал всё в носовой платок, тот положил в кусты около входа. К счастью, у Петра Семёныча было не только отдельное деревянное строение во дворе, но ещё и свой маленький сад, окружённый оградой. Затем я вернулся в комнату. Мы с редактором ещё о чём-то поговорили, чём-то несущественном, о чём забыли, едва выйдя из гостиной. Потом мы с женой пошли в отведённую нам комнату.