— Ой, девочки! Мне прямо в голову! Я больше не играю! — крикнула Тося, моргая глазами, но, хотя и было больно, плакать раздумала. Всё равно никто бы не обратил внимания.
— Перекрёстный огонь! Бей по флангу!
Саше приходилось особенно туго. Снежки летели с обеих сторон, а спрятаться было некуда.
В это время на дороге показалось трое мальчиков. Заметив неожиданное подкрепление, Саша закричал:
— Ребята, на помощь!
Мальчики бросились на выручку. Нагибаясь и хватая на бегу сырой снег, они торопливо обжимали его и, подпрыгивая, бросали снежки. „Снаряды“ их еще не долетали, но противник увидел несущуюся со всех ног подмогу и „дрогнул“. Пришлось бы девочкам в панике удирать, если бы в этот момент неожиданно не раздался мужской голос:
— Стоп! Довольно! Отбой воздушной тревоги!
На дороге возле тропинки остановилась лошадь. В санях сидели: председатель колхоза, колхозница Валя Тигунова и какая-то незнакомая женщина.
— Идите-ка сюда! — крикнул Николай Тимофеевич, когда снежки перестали мелькать в воздухе. — Идите, идите!
Через минуту ребята обступили сани со всех сторон. Они знали, что председатель был в Ленинграде на совещании, что сегодня к поезду выехала его встречать Валя Тигунова. Странным было то, что они возвращались не со стороны станции и почему-то оказались на школьной дороге.
— Вот они! Все в сборе! — сказал Николай Тимофеевич, обращаясь к женщине. — Носов не расквасили? — спросил он, с улыбкой оглядывая раскрасневшиеся лица и посиневшие руки ребят.
— Ой, Николай Тимофеевич, они такие крепкие снежки лепят! Как камень! — пожаловалась Тося.
— Раненых много, а носы целые! — похвастал Саша. — С приездом, Николай Тимофеевич!
— Спасибо! Кто у вас победил?
— Конечно, мы! — сказал Саша.
— Не ври, не ври! Тебе больше всех попало!
— Мы победили! — упрямо повторил Саша.
Девочки дружно закричали, перебивая друг друга:
— Нет, мы… мы, мы, мы!
— Тихо! Будет вам галдеть! — перекрывая шум, сердито крикнула Валя Тигунова, поднимаясь в санях.
Ребята замолчали.
— Вот что, ребята, — начал не спеша председатель, — баловство баловством, а надо будет подумать и о деле. Вы уж не маленькие: вон какие жерди вытянулись! Нынче вам будет дано поручение от школы и колхоза… На каникулах придётся в Ленинград съездить.
Ребята переглянулись.
— А все поедем в Ленинград? — спросила Тося.
— Нет, двоечникам там делать нечего. Двоечников в Ленинград не пускают, — шутливо ответил председатель.
— А у нас и нет двоечников, — возразила девочка, сильно покраснев.
— Врёт, но зато краснеет, — сказал со смехом председатель.
— Нет, верно, Николай Тимофеевич, — горячо начала Тося, но её перебил Саша Пыжов:
— Ладно уж… Вчера сама двойку схватила.
— Так я же про четверть говорю. В четверти ни у кого нет…
— Я знаю, — остановил её председатель. — Сейчас мне ваш директор школы, Павел Петрович, всё рассказал. Поедут двое. Ваня, вечерком зайдёшь ко мне домой. А сейчас… шагайте в школу. Ну что, Зина, дома всё в порядке? — обратился он к одной из девочек.
— Да.
— Это моя дочка, — пояснил он приехавшей.
Девушка пристально посмотрела на Зину и встретила такой же внимательный взгляд. Лицом Зина походила на отца. За последний год она сильно выросла. Пальто было маловато, и поэтому девочка казалась нескладной: длинноногой, длиннорукой, с тонкой шеей.
— А этот вон — Рябинин Ванюшка, — кивнув головой в сторону мальчика, сказал Николай Тимофеевич. — Парень вполне надёжный. Из отметок только пятёрки признаёт.
Ваню смутил внимательный взгляд незнакомой девушки. Отвернувшись, он сделал вид, что рассматривает на горизонте что-то очень интересное.
— Ну, ладно! Шагайте, ребятки! — сказал Николай Тимофеевич и чмокнул губами.
Лошадь замотала головой, дёрнула и сразу пошла крупной рысью.
— Какие у меня могут быть возражения по существу? — продолжал председатель прерванный разговор. — Да никаких! Ребята — они что? Зимой вот в школе заняты, а летом так балуются…
— Дело им надо, — сказала девушка. — Настоящее, серьёзное дело…
— Я не против. Ежели не мы, так они сами себе дело найдут по вкусу…
Лошадь вдруг остановилась и, фыркнув, стала пятиться в сторону.
— Но, но… не бойся, глупая! — прикрикнул председатель, натягивая вожжи. — Вот посмотрите, Мария Ивановна! Что делают безобразники! Нашли место!
Посреди дороги стояла снежная баба. Кто-то не поленился раздобыть и надеть ей на голову старую, дырявую миску. Вместо глаз были вставлены осколки тёмного бутылочного стекла, приделаны руки и подмышкой торчал голик.