Прошла неделя плавания, заполненная этими разнообразными занятиями. Настало время взять курс на Барбадос.
Следовало ускорить бег «Мазурки» и помочь подруливающему устройству. Теоретически я знала, что наибольшую производительность оно дает в бакштаг, а для бакштага лучше всего подходят пассатные стаксели, неизвестно почему называемые иногда близнецами. Позже я убедилась, что идеальные пассатные стаксели должны быть разными, поскольку они работают неодинаково. Как ставят эти паруса, я видела раз в жизни — в исполнении моих помощников в Лас-Пальмасе. Но там нас было трое.
Я спустила и убрала паруса, которые до сих пор несла яхта. Стаксель-гики оказались очень тяжелыми и длинными — в два раза больше меня. Много времени и труда стоило передвинуть их на метр к середине яхты — из тиковых опор на палубе в жесткие упоры на мачте. Они проявляли огромное нежелание менять свое место: цеплялись за стоячий такелаж, вклинивались в леера и ванты, раскачивались вместе с яхтой и стремились столкнуть меня за борт. Затем — установка такелажа гиков и стаксель-шкотов. Многие «знатоки» яхт (а таковым считает себя почти каждый поляк) удивлялись, зачем на маленькой «Мазурке» так много лебедок, мне же все время не хватало в кокпите еще одной, только поставить ее уже было некуда.
Монтаж такелажа стаксель-гиков требовал неоднократных прогулок по трассе нос — кокпит. Следующая операция — установка гиков в рабочей позиции требовала особой расторопности. Любая задержка превращала раскачивающийся гик в таран, беспощадно бьющий в ванты и штаги. Для этой работы я также охотно наняла бы еще пару рук.
После подъема стаксель-гиков постановка парусов была детской игрой. Начинать нужно было с наветренного стакселя, а потом ставить подветренный. Наветренный стаксель труднее хватал ветер и поначалу имел тенденцию работать в противоположную сторону. Подветренный стаксель ставился легко, как обычный топовый кливер. При спуске очередность была обратной. Постановка стакселей не содержала ничего неожиданного, если только трепещущий парус не выхлестывал шкот из блока. Тогда следовало спустить парус, снять и опустить гик, т. е. проделать все в обратном порядке, завести шкот и начать все сначала.
После установки пассатных стакселей мне оставалось проверять курс авторулевого, настроить паруса и окончательно откорректировать курс. Первый раз я ставила эти паруса четыре часа — это было 4 апреля в Северной Атлантике. Со временем накапливала все больший опыт. На обратном пути в Южной Атлантике ликвидация пассатной паутины длилась менее часа.
«Мазурка» помчалась вперед на своих белых крылышках еще быстрее. Простой подсчет показывал, что если я трачу по четыре часа на установку и спуск пассатных стакселей, то выгодно нести их хотя бы трое суток. Яхта несла их три недели. С этого момента атлантический пассат окончательно определил свое направление: ровно две недели дул силой четыре балла с северо-востока, а на последней, четвертой, неделе плавания — с востока, усилившись до пяти баллов. Когда на компасе курс 270–280°, о лучшей погоде нельзя и мечтать. Не зря многие яхтсмены называют пассат Северной Атлантики самым чудесным ветром в мире.
Прелестное плавание на запад, температура ночью 15 °C, днем 30 °C, а ко мне вдруг пристала какая-то болячка. Простуда в жару? Похоже на то: болели суставы, повысилась температура. И опять добрый дух «Мазурки» не оставил меня — через Гдыню-Радио я вышла на связь с польским судном «Ромер». Радист передал мне массу теплых слов и пожеланий от экипажа, а я попросила помощи врача. Пани доктор, выслушав пациентку на расстоянии в несколько тысяч миль, назначила лечение. Я глотала пилюли и старалась поправиться. «Мазурка» и плавание взять бюллетень не разрешили: ничто не могло изменить установленного распорядка дня и снять с меня часть обязанностей. Выходило, что авария человека в одиночном плавании намного хуже, чем авария устройств. Я принялась яростно чинить этот главный механизм, а «Ромер» неутомимо поддерживал меня морально и врачебными советами. Так я вошла в сферу доброжелательности людей моря, и она сопровождала меня на всех океанах вплоть до окончания рейса. С «Ромером» мы распрощались через шесть дней, в канун пасхи. Наши пути расходились, расстояние так увеличилось, что связь стала невозможной. Мы пожелали друг другу счастливого пути и спокойных праздников. Первые праздники в одиночку на море. Моряки хорошо знают, что это такое…