Яхта снова легла на курс 300°. Стук руля превратился в настоящий кошмар. До самого Панамского канала я терзалась сама, терзала мужа, верфь. И, оказалось, напрасно. В Кристобале, где яхту сразу подняли на слип, я убедилась, что вся конструкция находится в идеальном состоянии. Что стучало, так и осталось тайной, но из-за этого стука, а точнее, из-за постоянной боязни аварии я излишне щадила «Мазурку» в Карибском море. Несла минимум парусов и не разгоняла ее так, как это можно и нужно было сделать, по крайней мере, на начальном этапе перехода. Мне казалось, что этим я продлеваю «жизнь» рулевому устройству, потеря которого была бы невосполнимой.
Всю первую неделю дул пассат с востока — сильный, но не такой ровный, как в Атлантике. Здесь этот ветер стал просто сумасшедшим. Скорость его весьма энергично менялась от 10 до 25 узлов. А ночью 20 мая пассат достиг силы шторма, продолжавшегося несколько часов.
Я уже миновала траверз маяка Пунта-де-Гальинас и приближалась к берегам Южной Америки. Близостью суши и объяснялась усиливающаяся «нервозность» ветра. Вообще, это было неприятное плавание. Постоянное сильное волнение — больше, чем можно было бы ожидать по силе ветра, — осложняло жизнь. Короткие, высокие и злые волны наваливались одновременно с двух или трех сторон. Подруливающему устройству стало трудно справляться с ними, хотя лучше и я не смогла бы это сделать.
Как-то раз такой особенно зловредный «морской ансамбль» столкнувшихся волн собрался возле кормы с наветренной стороны, вытянулся в изящный стожок и пнул «Мазурку». Бедняга повалилась на бок. Мокрая пакость залила палубу, заполнила кокпит, заглянула в каюту и только после этого ретировалась через леера, попутно унося с собой спасательный плот. Я выскочила, окунувшись по уши в воду, наверх, схватила плот, перенесла его через кормовой релинг обратно и уложила в нишу на корме. До сих пор удивляюсь, что могла это сделать — поднятие тяжестей никогда не было моим увлечением, а плот весил 90 кг! Как я смогла поднять его на метровую высоту, повернуться с таким грузом на 180° и положить на место? Однако, если нужно, то, оказывается, все можно.
До Кристобаля оставалось около 320 миль — «скачок лягушки» по океанским меркам. Я шла осторожно, тем не менее суточные пробеги были неплохими — до 90 миль. Уже с надеждой смотрела в будущее и даже вызубрила все возможные — дневные и ночные — навигационные знаки в районе входа в бухту Лимон. Во время сеанса связи с польским судном «Болеслав Храбрый», находящимся в Кристобале, поступила дополнительная информация: половину ширины входа в бухту занимает затонувшее судно. Оно хотя и обозначено соответствующими знаками, тем не менее представляет серьезное препятствие. Радист судна утешил меня, добавив, что для «Мазурки» места, пожалуй, хватит. Забота большого судна с судьбе «маленького коллеги» очень тронула меня. Подобные предупреждения поступили также с «Центауруса» и «Колумба». Я уже стала договариваться о встрече с польскими судами в Кристобале.
Как раз в это время скорость яхты стала падать — установившийся северный ветер совсем ослаб. Но и море успокоилось, исчезла изнуряющая волна. «Мазурка» шла медленно. Температура днем достигала 40 °C. Еще несколько дней такого безмятежного плавания — и я в отличной форме достигну Кристобаля, где мне предстоит многое сделать перед выходом в Тихий океан.
Но 25 мая мой «отпуск» кончился. К вечеру небо потемнело, хлынул дождь. Штормовые порывы ветра вынудили срочно сбросить грот. Гроза бушевала примерно час и сменилась полным штилем. На западе засверкали молнии, при виде которых меня едва не хватил инфаркт: казалось, что горит полмира и все небо полыхает огнем. На Барбадосе рассказывали, что летом здесь наблюдаются световые эффекты, но чтобы они выглядели подобным образом, я никак не ожидала. Я всегда панически боялась молний и бурь, но сейчас страх пришлось отложить на потом. Видимость ухудшилась настолько, что покинуть палубу было опасно. Впрочем, сидеть под палубой «Мазурки» тоже было бесполезно, а спрятаться вместе с яхтой мне было негде. В течение ночи ситуация повторялась несколько раз — налетали кратковременные штормы, сменявшиеся штилями. Я начала подозревать, что это один и тот же шторм обрушивается с моря на сушу, отражается от высокой горной цепи и снова возвращается в море, чтобы пугать меня. День принес солнце и слабый ветерок, который задувал с разных сторон.
В полдень 29 мая я увидела высокий берег и два маяка. Определила, что это Фарралон-Сусио-Рок и Айл-Гранд — маяки в 20 милях от Кристобаля. Ночью, в полнейший штиль, я с радостью разглядывала зарево огней над Колоном и Кристобалем. Казалось, что цель плавания находится на расстоянии вытянутой руки. Близость к берегу не позволяла мне уйти с палубы и лечь на койку. С наступлением темноты очередным кошмаром (после стука руля) стали для меня суда, которые со всех сторон неслись на полном ходу в Кристобаль. У «Мазурки» не было никакой маневренности, поскольку слабый ветер не давал ей развить приемлемую скорость. Двигатель был неисправен, но на Барбадосе я спесиво решила, что мне хватит одного основного движителя — парусов. И вот теперь они печально висели, а течение деловито сносило нас назад в море. Утром оказалось, что я нахожусь от цели дальше, чем вчера.