Я утверждаю, что закончился длительный период относительной стабильности, основанной на роли США как доминирующей силы и доллара как основной международной резервной валюты. Я предвижу период политической и финансовой нестабильности, вслед за которым, я надеюсь, сформируется новый мировой порядок.
Сейчас я бы хотел объяснить один из постулатов моей концепции, которому до сих пор не уделял существенного внимания. Я говорил о постулате радикальной подверженности ошибкам, согласно которому все созданные людьми ментальные конструкции так или иначе ошибочны, хотя эти ошибки могут выявиться уже после существования конструкции в течение какого-то времени. При этом они способны существовать на протяжении долгого времени. Я также говорил о фундаментальном различии между социальными и естественными науками. Различие, в частности, выражается в том, что машины или механизмы, действующие на основании законов природы, не могут их нарушать; философы называют такие механизмы «четко определенными». Электростанции должны производить энергию, двигатели внутреннего сгорания — определенным образом сжигать топливо, ядерное оружие — высвобождать энергию, таящуюся в ядре атома, и так далее. Социальные конструкции работают по-другому; они существуют, если в их правильности убеждено значительное количество людей, причем прийти к такому убеждению они могут благодаря аргументации, традиции или принуждению. Поэтому социальные конструкции никогда не могут стать «четко определенными» ввиду органической неспособности их участников принимать решение исключительно на основании знания. Любой существующий режим имеет неразрешенные противоречия, а следовательно, быстро может быть заменен на другой, порой совершенно противоположный.
Подобными абстрактными утверждениями я пытаюсь объяснить то, с чем сталкивался в своей жизни. Я рос в достаточно стабильном окружении в семье из среднего класса. Затем я имел все шансы быть убитым нацистами, если бы мой отец не снабдил меня фальшивыми документами. Потом я застал начало коммунистических репрессий в Венгрии. После этого я жил чужаком в Великобритании, желая находиться в стабильном и самодостаточном обществе. Я видел, как за пятьдесят лет до неузнаваемости изменились финансовые рынки, и, будучи никем в начале жизни, все же сумел чего-то достичь.
Анализируя события прошлого, я замечаю, как приходят и уходят периоды стабильности. Сейчас я вижу, как заканчивается сравнительно стабильный период. Я вижу, что принятые в настоящее время точки зрения страдают от непоследовательности. В этом нет ничего нового. По сути, это неизбежно, и от этого нет лекарства. Возьмем, к примеру, систему валютных обменных курсов. Каждый валютный режим имеет свои недостатки. Жесткая привязка одной валюты к другой слишком немобильна и может легко привести к краху; управляемые же курсы и ползучие привязки склонны менять сам тренд, который они призваны сохранять. Я люблю шутить, что валютные режимы чем-то напоминают брачные узы: вы можете либо оформить отношения со своим партнером, либо оставаться холостым — все равно вам будет казаться, что тот вариант, который вы не выбрали, был бы для вас лучшим. Давайте посмотрим на существующий мировой порядок. Есть какая-то непоследовательность в одновременном существовании глобальной экономики и политических решений, основанных на принципах суверенитета. Такая непоследовательность была присуща эре, которая ныне подходит к концу, но которая в свое время благодаря доминированию Соединенных Штатов и доллару как международной валюте смогла создать ощущение стабильности. Однако произошло нечто, поставившее стабильность под большой вопрос. Политика администрации Буша поставила под угрозу политическое доминирование Соединенных Штатов, а нынешний финансовый кризис напугал всю международную финансовую систему и сильно уменьшил желание других стран держать свои резервы в долларах.
В моей модели подъема-спада условия, существенно отличающиеся от видимого равновесия, характеризуют поздние стадии развития пузыря, вслед за которыми должен произойти возврат к нормальному, более уравновешенному состоянию. Сверхпузырь не вписывается в мою модель подъема-спада, так как для него не существует нормальных, близких к равновесию значений, к которым должен произойти возврат. Мы стоим на пороге периода высокой неопределенности, при которой количество возможных исходов существенно выше, чем обычно. Основная неопределенность состоит в том, как будут отвечать власти США на сигналы, противоречащие их точке зрения.