— Тебе я тоже подарю такую.
— Спасибо! У меня хранятся две книги-рапи со стихами, но это…
— Как ты назвал книги?
— Их все называют книги-рапи, они стоят очень много. Их переписывают, но тот, у кого есть настоящая книга-рапи, не продаст её ни за какие деньги!
А ведь у меня лежат пятьсот оттисков первой книги и четыреста сорок второй. Подожду ещё год и продам. А этой книгой по традиции сначала буду награждать своих. Она, кстати, называется «Первый том пьес столичного театра». А резчики по дереву усиленно создают матрицы для второго тома. Кстати, в Порту театр достроили и даже нашли своего автора. Надо будет Лили и Стани рассказать об идее гастролей. А спектакль из за наплыва публики повторили ещё три раза. У заезжего купца, который плохо о нём отозвался, ничего не купили и ничего ему не продали. Так и уплыл со своим товаром. Вырастил, понимаешь, театральных патриотов.
Глава 30
При дворе главной интригой стал вопрос, кто будет удостоен новой книги.
Распределял их я лично, так что у мужчин взгляды стали преданней, а у женщин влюблённей. А я углубился в десяток принесённых на мой строгий суд рукописей. И среди них с удивлением обнаружил достаточно приличную пьесу в стихах нового автора. То есть, по качеству она была приличной, а вот по содержанию… Вот её и будем ставить в следующий раз. Лили и Стани стали подругами. Ну хоть тут без проблем. Как бы им про Лайди аккуратненько рассказать, пока кто-нибудь меня не опередил! Только вот как лучше, сразу двоим, или по одной? И первой тогда кому? И ведь жил же холостой, горя не знал! Решил пока не говорить, может обойдётся? Эти мысли мне не давали покоя, так что приходу Ирты я искренне обрадовался. Наивный! Ирта по пустякам меня никогда не беспокоил. Жил в Руте один купец. Когда он умер, то всё его состояние унаследовал единственный сын, по имени Руми-ра.
Продав всё, кроме отчего дома, наследник углубился в размышления о природе вещей. Философ доморощенный. Его домашнюю библиотеку начал собирать ещё его дед, так что пару лет он просто читал, что умные и не очень люди посчитали достойным для помещения в рукописи. Затем стал приглашать к себе в гости желающих порассуждать и поспорить людей. И, наконец, сам написал книгу «Мир в моих изысканиях». Причем написал из дому не выходя. Ну написал и написал, так нет — славы ему захотелось! Или решил истину нести в массы. Короче, стал он на площади читать главы из своего списка. Народ в Руте спокойный, так что бить его стали только на третий день. Когда он до главы «Боги и люди» дошёл. Я интересу ради это место просмотрел. Стихийный материализм чистой воды. Хотя, в целом, он о многом догадался и свои мысли изложил убедительно. Ещё бы не на площади изложил, цены бы ему не было.
Главный жрец Руты требовал для него казнь владетеля, поэтому Ирта и вмешался. Она применялась только за жёлтую лиану, а тут по закону вообще было положено пять лет строительства дорог. Жрец не уступил, так что меня сделали крайним. Сказал Ирте, что хочу поговорить с этим смутьяном лично. И вот он стоит передо мной. А я думаю о тех, кто послал на костёр Джордано Бруно, заставил каяться Галилея, бросал в огонь книги Коперника. И ещё, почему то стоял перед глазами Понтий Пилат. Ну это точно не в тему. Уж лучше, как с Галилеем. Хотя, и у Пилата были правильные мысли. Я сосредоточился и упёрся взглядом в первого еретика в моём Доме. Он ответил грустным взглядом умного человека. По моей просьбе, его уже во дворце вымыли, накормили и осмотрели раны от побоев. С нами в комнате был только Бак. Я махнул рукой, и он усадил философа на скамейку.
— Я прочитал твою книгу. Жаль там не было раздела «О том, с кем можно говорить об умных мыслях». Сколько лет ты собирал материал и писал свой труд?
— Восемь лет, Властитель!
— А сколько ты учился до этого?
— Десять лет.
— И ты собирался изложить мудрость восемнадцати годов изучения за несколько дней тем, кто не учился ни дня?
— Мне открылись великие истины! И умные люди должны были их понять!
— Ты не ответил на мой вопрос, заменив одну истину другой. Но дело даже не в этом. Скажи, твои истины значительнее науки торговли?
— Да!
— А ты умный человек?
— Меня таким считают другие.
— Хорошо. Твой отец торговал всю жизнь. Ты — ни одного дня. Представь, что твоему почтенному родителю Океан оставил один день жизни. И ты приходишь к нему и говоришь, отец, научи меня торговле! Ты познаешь эту науку за один день? Ответь мне!
— Нет.
— Представь тоже самое с кузнецом, горшечником, моряком, солдатом, ты познаешь их науки хотя бы за неделю?