Машина Сергеева стоит перед шлагбаумом.
Сторож, снова разбуженный, выходит из сторожки, открывает шлагбаум, но машина не трогается. Удивленный Сторож подходит к ней и заглядывает внутрь.
Сергеев спит, обхватив руль. Рядом на сиденье спит знакомая белая собачка.
Громко и чисто разносится горн, исполняя сигнал побудки. Звучит гимн.
Поднимается флаг Советского Союза.
Раздвинув шторы, Анна выходит на балкон. День снова солнечный и ясный.
Внизу, глядя на Анну, стоят Сергеев и собачка.
Грязная мыльная вода стекает по ванной — Анна моет собачку. Та не оказывает ни малейшего сопротивления.
А н н а: Теперь сама не захочешь убегать. Ты теперь собака мытая, приличная, положение обязывает!
Отложив душ, она передает собачку Сергееву, стоящему с развернутым полотенцем. Процесс вытирания продолжается уже в комнате.
С улицы доносится горн, зовущий к завтраку.
А н н а (нерешительно): У меня сегодня маленькая просьба по распорядку дня, можно?
Сергеев достает из кармана и надевает собачке ошейник.
С е р г е е в: Можно.
А н н а: Если положено личное время — можно мне съездить в Ялту? Я объясню, в чем дело… Там, на почте, — письмо до востребования, от подруги, она же моего адреса не знает, а мне нужно знать, когда она уезжает, потому что я оставила ей ключи от своей квартиры, и… (Анна смолкает, увидев, как Сергеев терпеливо слушает, и улыбается виновато.) В общем, очень нужно. Можно?
Сергеев паркует машину недалеко от почтамта. Выходит, открывает дверь, выпуская Анну и выпрыгнувшую за ней следом собачку.
А н н а: Я быстро!
Анна перебегает сквер и скрывается в здании почтамта.
Сергеев отходит к скамейке и садится, собачка располагается у его ног.
Несмотря на мертвый сезон, набережная шумна и оживленна. Люди тусуются у бесконечных ларьков, грохочут аттракционы, пищат и тренькают игровые автоматы, призывают к действию со всех сторон рекламы и плакаты.
«Харе Кришна, харе Кришна…» — доносится откуда-то монотонный речитатив под звон колокольчиков.
Вскоре взгляду Сергеева открывается и сама процессия, привычная сегодня среди прочих явлений уличной жизни. Однако на этот раз есть в ней и что-то не рядовое.
Над бритыми головами кришнаитов покачивается украшенный цветами портрет бородача в чалме. А шагающий в хвосте колонны человек выкрикивает что-то по-русски, обращая мегафон к группкам любопытных.
«…освободит от дурной кармы, — слышит Сергеев, — приведя вашу прану в гармонию с сознанием, согласно учению Махариши Аюрведы, древнейшей из Раджи-йог!.. Ваше исцеление от любой болезни — это ваше желание и вера…»
Неожиданно собачка поднимается и деловито семенит за процессией.
С е р г е е в: Эй ты, как тебя!.. Каштанка! Назад!
«…и поможет вам обрести их великий Гуру — исцелитель Рашихари из Мадраса, — слышится удаляющийся мегафон, — прибывающий всего на один день в Ялту…»
«Харе Кришна, харе, харе…» — удивляются колокольчики.
Сергеев встает и направляется за собачкой. Но рядом с ним вдруг возникает взволнованная, запыхавшаяся Анна.
А н н а: Быстрее, прошу вас, в машину…
Ухватив за руку, она тянет за собой недоумевающего Сергеева, распахивает дверь, садится. Лицо у нее бледное и серьезное.
А н н а: Умоляю, скорее отсюда. Я потом объясню…
Сергеев садится тоже, и машина трогается.
Она еще не успевает скрыться из виду, когда в сквере стремительно появляется и, заметив ее отъезд, спешит к своей машине бородач в глухом плаще.
Сергеев и Анна в машине. Анна беспрерывно оглядывается.
А н н а: Кажется… нет, вон она, вон…
Сергеев смотрит в зеркальце.
С е р г е е в: Которая?
А н н а: Вон та, красная… я в марках не разбираюсь…
Красный «Форд-скорпио» действительно пытается догнать их, тычась в уличном потоке направо и налево и временами пропадая за автобусами.
С е р г е е в: Ясно.
Он прибавляет газ, резко отрывается вперед, обходит троллейбус. Проскакивает зажегшийся красный свет, оглядывается — «Скорпио» застрял среди грузовиков у светофора. Сергеев резко сворачивает на улочку, ведущую в гору.
Некоторое время, со знанием географии, Сергеев петляет по кривым и узким горным улочкам, скатывается по какому-то немыслимой крутизны проезду среди виноградников — и оказывается на Нижнем шоссе. Едет теперь спокойно и неторопливо.
А н н а (облегченно): Господи… стоит только появиться на людях…
С е р г е е в: Что-нибудь серьезное?
А н н а: Да ерунда полная… но неприятная. Случайно столкнулась с этим мужчиной. Он давно меня преследует. Хотя я не давала ему никаких оснований и поводов. Но ему что-то, видите ли, показалось. Вы знаете, у каждой женщины есть свой сумасшедший, как в каждом городе — свой городской. Вот уж не думала здесь встретить… (Она косится на молчащего Сергеева.) Ну что вы сурово молчите?.. Естественно, я не вчера родилась.
С е р г е е в: Для суровости я тоже ровным счетом не имею никаких оснований.
А н н а (помолчав): Вы — имеете. Хотя бы потому, что вон как рисковали из-за меня, по горам крутили. Ну не молчите, ну улыбнитесь!.. Ну, Дима! И поедем скорее обратно. Я уже так соскучилась по нашему «Ай-Петрику»!..
Сергеев снова сворачивает с шоссе, на дорожку, ведущую к морю. Но впереди ни шлагбаума, ни светлых корпусов — какие-то прибрежные сараи, ржавые днища суден, уходящий в море мол.
А н н а (обреченно): Я поняла. Я провинилась — и вы исключаете меня из лагеря. Хотя я, честное пионерское, ни в чем не виновата…
Машина останавливается у мола, Сергеев выходит и открывает дверцу Анны.
А н н а (выходя): …а вы вовсе не добрый волшебник, а злой, жестокий и несправедливый… (И вдруг она останавливается.) Боже… что же это?
С е р г е е в: От погони лучше всего уходить в сторону моря.
Возле мола чуть покачивается на волне изящная, белоснежная моторная яхта, и цветные флажки полощутся на мачте, и команда — старый моряк в тельняшке, но теперь в фуражке капитана, и матрос (бывший Официант) стоят в ожидании на палубе. И название яхты золотом сверкает на носу: «АНИТА»…
Анна глядит на яхту завороженно. Потом, обернувшись к Сергееву, обнимает его и целует.
Они всходят на яхту, капитан исчезает в рубке, матрос убирает канат.
А н н а: А собачку мы опять потеряли…
С е р г е е в: Опять найдем.
Вспенив винтами воду, «Анита» отваливает от мола.
Нос яхты рассекает волны.
Мягко тарахтит мотор. Тихая музыка. Сергеев и Анна с биноклем стоят у борта.
Плывет вдали берег — горы, скалы, зелень, дома, дворцы.
С е р г е е в: Левее — белое здание — Ливадия, царский дворец. А выше — дворец эмира бухарского. Видите?
А н н а: Да. А это — то самое «Ласточкино гнездо»?
С е р г е е в: Хотите, причалим?
А н н а: Нет. (Она опускает бинокль.) Здесь так хорошо. Никакой толпы… Одна вода, такая безмолвная, бездонная… Глубокая?
С е р г е е в: Эта яхта — не сон. Не исчезнет, можете не бояться.
Они идут вдоль борта, мимо салона с круглыми окошками; выходят на нос, где под тентом — плетеные кресла.
А н н а (садясь): А могу я задавать вопросы?
Сергеев накидывает на нее плед и садится тоже.
С е р г е е в: Конечно.
А н н а: Сколько — сегодня?
С е р г е е в: Сколько хотите.
А н н а: Три — чтобы не быть назойливой. Скажите… Почему вчера вы не сразу признались, что вы — не он?
Сергеев достает сигарету.
С е р г е е в: Вам этого хотелось. Я неправ?..
А н н а: Правы.
С е р г е е в (чиркая зажигалкой): У меня к вам тоже есть вопрос.
А н н а: Да ну?.. Это что-то необычное. Я слушаю, слушаю!