В то время здесь столкнулись две группы ученых. Одну из них возглавлял высокий преклонного возраста мужчина с энергичным волевым лицом, громким голосом и уверенными движениями. Это был известный астроном Гон. Он был противником гипотезы населенной планеты. Отгадку тайны звезды Б-62/1602 он искал в неизвестной реакции, в неизвестных ядерных превращениях на ее поверхности. За него стояла большая группа ученых. Они настаивали на том, чтобы в память Щехса было заложена программа, нацеленная преимущественно на изучение свойств самой звезды.
— Щехс должен приблизиться к Б-62/1602 настолько, насколько это возможно, — говорил Гон. — Главная цель исследований — ядерные превращения. Все ячейки памяти должны быть заполнены информацией об известных нам ядерные реакциях. Щехс должен в течение короткого времени обнаружить новую реакцию и сообщить о ней на Лтец. После полного расхода топлива Щехс упадет на Б-62/1602 и сгорит. На этом его миссия заканчивается. Что же касается гипотезы коллеги Чадаза об искусственном происхождении радиосигналов, то… — он сделал выразительную паузу, улыбнулся, словно призывая аудиторию посочувствовать ему и понять, как трудно подобрать слова в такой смешной ситуации, что сложилась с этим Чадазом, и закончил: — … то надо поблагодарить его за смелость научной гипотезы и на этом ограничиться. Невозможно тратить драгоценные ячейки памяти Щехса, на каждую гипотезу.
Чадаз во всем был полной противоположностью Гона, если не считать такого же пожилого возраста и такой же славы. Он был среднего роста, с обычным очень спокойным лицом, с ровным, даже немного монотонным голосом, со сдержанными, на первый взгляд, даже робкими движениями. Те, кто был с ним знаком ближе, прекрасно знали, что за этой скромной внешностью скрывается настоящий ученый — педантичный и уравновешенный, очень пунктуальный и добросовестный, с огромной эрудицией и с большой силой воли. Знал это и Гон. Ему неоднократно приходилось быть оппонентом Чадаза. Теперь Гон нетерпеливо ждал его ответа на свое выступление. За Чадаза стояли горой астробиологи, астрогеологи и астропалеонтологи.
Чадаз медленно поднялся со своего места и, глядя в глаза Гона, очень спокойно сказал своим обычным тихим голосом, который заставлял всех напрягать слух и зрение и соблюдать тишину, чтобы услышать:
— Я согласен с коллегой Гоном. Действительно, не стоит тратить драгоценных ячеек памяти Щехса на каждую гипотезу.
Глаза Гона загорелись радостным огнем. "Неужели он действительно уступает Щехса? Что-то не похоже на Чадаза. Возможно, ловушка?" Радость Гона была преждевременной. Чадаз перевел взгляд на председателя заседания и так же спокойно продолжал:
— Именно поэтому я мог бы предложить сейчас не отводить на гипотезу Гона ни одной ячейки памяти Щехса. Его гипотеза о неизвестной ядерной реакции на поверхности Б-62/1602 обоснована еще меньше, чем наша. Вероятность обнаружения новой реакции на Б-62/1602 в несколько раз меньше, чем вероятность обнаружения жизни на одной из ее планет. Но я не предлагаю использовать Щехса только для наших исследований. Одну пятую часть ячеек памяти наша группа может уступить группе Гона. Все же вероятность открытия новой реакции не равна нулю, хотя и очень близка к нему. Мы определяем это.
Если бы Гону публично дали пощечину, он обиделся бы меньше.
— Это не научный разговор! — гневно закричал он.
— Не я его начал, — невозмутимо ответил Чадаз, не усиливая голоса.
Слова Чадаза, сказанные спокойным тихим голосом, производили на аудиторию более сильное впечатление, чем гневные возгласы вспыльчивого Гона.
Один за другим выступали сторонники этой и других гипотез.
— Мы получим представление о неизвестной цивилизации, познакомимся с совершенно новой культурой, позаимствуем у мыслящих существ другой планеты массу новых знаний, — говорили сторонники Чадаза. — Это гораздо ценнее, чем открытие одной новой реакции.
— Но наличие цивилизации, более того, наличие самой планеты возле Б-62/1602 вовсе не доказано!
— А радиосигналы? Последние исследования доказывают, что они имеют закономерный характер.
— Почему же вы до сих пор их не расшифровали?
— Мешают естественные трудности. Однако сигналы рано или поздно будут расшифрованы.
Чем дальше спорили ученые, тем все больше и больше чаша весов склонялась в пользу группы Чадаза. Гон сидел бледный, нервно кусая губы. Он уже боялся, что ему действительно не выделят на Щехсе ячеек памяти. Но спор кончился не так трагично. После голосования оказалось, что группе Гона выделено 3/7 емкости памяти Щехса, а группе Чадаза — 4/7. Победило любопытство к новой жизни.
Так разрешился спор двадцать пять лет назад. Гон считал себя оскорбленным. Возможно, именно после этого голосования он и решил приступить к экспериментальному изучению головных частей комет.
Через пять лет, когда Щехс еще был виден с Лтеци тусклой звездочкой, Гон погиб вместе со всеми членами своей экспедиции. Его ракету, которая залетела внутрь головной части кометы, затерло огромными каменными глыбами.
На Лтеце возле Центрального Зала ему был поставлен памятник…
Как только Щехс начал свои передачи, все бывшие члены комиссии съехались из разных уголков планеты в Центральный Зал.
Чадаз, уже совсем старый, зашел в зал с большой свитой ассистентов и учеников. Картины давно минувших событий отчетливо всплыли в его памяти, как только он сел к столу совещания. Здесь сидели все те, кто провожал Щехса в дорогу два с половиной десятилетия назад. По традиции все сели на свои места. Чадаз обвел зал глазами. Пустовало место Гона. Двадцать пять лет — большой срок, а смерть неумолима. Не было прежнего председателя. На его месте сидел новый молодой ученый. Щемящая боль вдруг охватил Чадаза. Он почувствовал совсем ясно, физически, материально, как стремительно уходит жизнь, как мало ему осталось, как много он еще не сделал…
Слова председателя, который вспоминал заслуги его группы, которая настояла двадцать пять лет назад на исследовании невидимой планеты, почему-то раздражали его.
— Теперь всем понятно, что группе Гона напрасно было отведено 3/7 памяти Щехса, их надо было передать группе Чадаза. Сейчас из-за этой ошибки мы можем получить меньше данных о новой планете. Щехс получился у нас не очень умным…
Всегда спокойный Чадаз взорвался. Никто из присутствующих никогда не видел его таким.
— Стойте! — крикнул он дрожащим голосом. — Когда открытие сделано, легко ругать оппонентов. Теперь все на нашей стороне. Но с таким же успехом, прав мог оказаться и Гон. Я предлагаю приступить к работе!
Далее совещание вел фактически не председатель, а Чадаз. Он распределил обязанности между всеми собравшимися, напомнил всем программу, заложенную в 4/7 ячеек памяти Щехса, и попросил всеобщего внимания.
Именно тогда Щехс вышел на круговую околоземную орбиту и начал свои телепередачи.
Перед глазами лтецан на панорамном экране появилась огромная голубая планета, освещенная ярким оранжевым светом. Поверхность планеты закрывали белые облака. Кое-где в их просветах виднелась бесконечная водная поверхность. Изредка мерцали очертания материков. Лтецане видели Землю так, будто сами находились внутри Щехса.
Вдруг в зале раздались неизвестные мелодичные звуки, словно радостный весенний ручей, искрящийся весельем, неожиданно ворвался сюда. Это Щехс поймал передачу одной из земных радиостанций и ретранслировал ее своим узким лучом на Лтец. Песня прорвалась сквозь космос, почти не засоренная помехами, и лтецане впервые услышали незнакомый нежный голос живого существа с чужой планеты. Пела женщина. Чадаз слушал как заколдованный. Щехс опускался все ниже и ниже к планете, голос звучал все чище и сильнее, словно голос сирены, манит к себе усталого путника. Голос загадочный и волнующий, казалось, рассказывал о главной тайне жизни…
Опомнившись, Чадаз попросил включить электронные переводчики. Почти мгновенно в зале зазвучал перевод. Голос пел о молодости, о весне, о любви и бессмертии.
— Так нас не встречала еще ни одна планета! — тихо прошептал Чадаз. — Странно, у меня какое-то неприятное предчувствие…