В траве с шуршанием и писком пробежала полевка, с любопытством разглядывая непрошеного гостя. Тревожно зацокал дрозд, и сточно в ответ, где-то в глубине вместе с хрустом сухостоя, донесся человеческий говор. Зуйков вздрогнул, поднял голову и… быстро, змеей, пополз к норе…
Прошло еще два дня. Они освоились со своим жильем, небольшим участком окружавшего их леса, и им порой казалось, что некоторых зверей и птиц они узнавали. Митин – инертный и флегматичный, больше спавший, даже подкармливал смелого мышонка, жившего где-то рядом. Частые дожди загоняли их в убежище, и через узкую щель они наблюдали за потускневшим небом, слушали лесную капель.
Привыкли они и к новому образу жизни. Все повторялось. После ночи приходил влажный, серый рассвет, его сменял день, и золотистые кинжалы света, дрожа и переливаясь, прорезали чащу. На разные голоса переговаривались в ветвях птицы, в шорохах и тресках сухопала проходила невидимая, осторожная лесная жизнь. Потом медленно, точно устав, уходило солнце, сгущались синие тени, тонули в золоте заката, темнели. Вспыхивали первые яркие звезды. Лесные шумы становились таинственными и загадочными. Снова приходила ночь. В вершинах шумел ветер, глухо скрипели деревья, спросонок кричал дятел, протяжно ухала неясыть, трещали сверчки, стонала совиная перекличка, хрустел сушняк, – в темноте бродили звери, – лес был полон звуков, шорохов, шумов. Зуйков и Митин затаивались в своей норе.
С первыми лучами солнца Зуйков выползал из тайника и пускался путешествовать, с каждым днем уходя все дальше и дальше. В одну из таких вылазок он добрался до мелкого, осыпающегося известняка, за которым гудела река. Уцепившись за свисающий куст можжевельника, Зуйков заглянул вниз. В глубокой теснине, пенясь и переворачивая огромные камни, в тумане и брызгах тяжело дышала Белая. Так постепенно определилось место их выброски.
Прошла неделя их пребывания здесь. Надо было идти. С вечера они побрились, почистились и, заложив лаз, направились к зарытому контейнеру. Разложив мешки, отобрали необходимое, самое необходимое – по бесшумному пистолету, миниатюрному, со спичечную головку, фотоаппарату, документы на разные фамилии, по нескольку плиток шоколада и питательной пасты. Отложив иностранную валюту, взяли по две пачки новеньких двадцатипятирублевок, несколько золотых монет и часов и, точно сговорившись, распоров обшлага рукавов, вынули ампулы с ядом и положили в мешки. Умирать они не собирались!
Перед тем, как закопать груз, Зуйков достал рацию, накинул на ветку антенну, сверил время, и в эфир ушел лаконичный сигнал, повторенный трижды. Задерживаться больше было нельзя – рацию могли запеленговать. Запаковав, они опустили контейнер в яму, утрамбовали землю, забросали листьями. Осторожный и хозяйственный Митин обсыпал порошком лужайку, а заодно и подошвы ботинок, и они двинулись в сторону станции Хаджох, до которой им предстояло идти не менее двух дней.
Сейчас они были похожи на заготовителей промысловой кооперации или охотников, идущих проверять капканы, а может быть, на немолодых туристов, оставивших на турбазе свои дорожные рюкзаки…
VI
Переходя площадь, Ирина невольно взглянула на городские часы. До начала сеанса оставалось пятнадцать минут. Она замедлила шаги, пропустила несколько машин и теперь, уже не торопясь, пошла к «Метрополю». На лестнице кинотеатра она впервые оглянулась, – следом за ней шла женщина в ярком цветастом платье с плотно набитой хозяйственной сумкой в руках. «С рынка!» – подумала Ирина. Несколькими ступеньками ниже поднимался мужчина средних лет в форме железнодорожника, еще ниже – какие-то безликие люди, занятые своими мыслями, делами – мужчины, женщины, подростки.
«Нет, не они!» – решила она, тряхнула головой и вошла в фойе, уже наполненное ожидающими. Она хотела зайти в буфет, но звонок предупредил о начале сеанса. Вместе с остальными Ирина вошла в зрительный зал, нашла свое место у прохода. Зал быстро наполнялся. Какая-то женщина пыталась сесть рядом, но Ирина предупредила, что кресло занято, откинула сидение и положила сумочку. Свет начал медленно тускнеть, послышалась знакомая музыкальная мелодия, на экране замелькали первые кадры хроники. Почти одновременно с первыми словами диктора в кресло опустилась знакомая грузная мужская фигура. Человек сел, под ним что-то хрустнуло, мужчина вполголоса выругался, вытащил из-под себя сумочку и положил ее на колени Ирины. Как всегда, от него пахло вином. Лишенный элементарной вежливости, не здороваясь, он повернулся к своей соседке:
– Познакомились?
Ирина, продолжая смотреть на экран, утвердительно кивнула.
– Кто он?
– Из какого-то института. Марков Сергей Алексеевич.
Теперь кивнул мужчина, и, скосив глаза, Ирина увидела, что он улыбнулся. «Значит, не ошиблась!» – подумала она, и, кажется, в первый раз это ее не обрадовало.
– Понравились?
Она привыкла к лаконичности его вопросов, но сейчас ее покоробило от этой бесцеремонности.
– Кажется, да!
– Телефон дал?
Она опять кивнула, вынула записку и протянула Бреккеру. Он, не глядя, сунул бумажку в карман.
– Сам написал, – не утерпев, похвасталась она.
– Сам? – удивился Бреккер. – Очень хорошо. Как думаете дальше?
– Мы договорились встретиться, сегодня позвоню ему.
Бреккер оживился, похлопал ее по руке:
– Не надо! Позвоните, но не встречайтесь. Звоните по несколько раз в день! – повторил он. – Интригуйте, кокетничайте, а встречаться пока не нужно.
Ирину это удивило. Раньше он всегда торопил, она встречалась, через несколько дней где-нибудь в ресторане знакомила своего спутника с «случайно» оказавшимся за соседним столиком Бреккером, и, как правило, на этом ее обязанности кончались.
Она давно поняла свою роль, и с каждой новой встречей у нее пропадало уважение к людям. «Неужели все такие?» – спрашивала она себя, радуясь, что больше никогда не встретит своего очередного знакомого. И хотя понимала, что иная встреча и иной результат могли бы быть для нее опасными, в глубине души оплакивала свою веру в людей.
– …в курсе о каждом разговоре! – успела уловить она конец фразы. Нет! Думать, размышлять при встречах с Бреккером было нельзя. И тем более смотреть на экран.
Сзади кто-то зашикал, и недовольный мужской голос посоветовал:
– Дома договоритесь, дайте смотреть картину!
– Ну, я пошел! – приподнимаясь, тихо сказал Бреккер, и она, боясь опоздать, перебила его:
– У меня нет денег!
Он точно ждал этого, сунул руку в карман, протянул ей свернутую в трубочку тонкую пачку, встал и, слегка согнувшись, быстро пошел к выходу.
Ирина на ощупь пересчитала деньги, положила в сумочку, уселась поудобнее и приготовилась смотреть фильм, но неясное чувство тревоги мешало сосредоточиться и понять смысл происходящего на экране.
Не глядя на картину, полузакрыв глаза, она думала о знакомстве с Марковым и о том новом, с чем встретилась впервые. Она не могла еще разобраться, что именно подкупало в нем: то ли впервые встреченная чистота, ненаиграная чуткость, забота и внимание. Не любопытство, а именно внимание и тревога за нее. Ей захотелось шаг за шагом восстановить в памяти знакомство с ним, разговор, его вопросы, вначале робкие и осторожные, точно руки хирурга, исследующие рану больного. Беседу, которую она вначале умело направляла, пытаясь заинтересовать нехитрым вариантом «одинокой женщины», на который так падки ищущие случайных встреч на улицах. Встреч, ни к чему не обязывающих ни одну из сторон, но интригующих, в которых каждый хочет быть остроумным, оригинальным, – не таким, каков он в действительности. Вот в такие-то минуты наблюдательный человек и узнает, что стоит его случайный знакомый. Сергей был искренен, в этом она была убеждена. Как женщина, она чувствовала, что нравиться, и, кажется, в первый раз гордилась этим, но позже пожалела. Ну еще встреча, ну еще… А потом? Отдать его Бреккеру и больше никогда не увидеть? Значит, и он окажется таким, как те несколько человек, с которыми она знакомилась!