Папа периодически звонил, интересовался учебой. Он постоянно чего-то требовал от дочери, на чем-то настаивал, руководил, выражал недовольство. Она и раздражалась этими действиями отца и, очевидно, нуждалась в них, так как он был во многом прав, хотя ей совсем не хотелось признавать это.
Ну, к примеру, учеба! Да Светлана вообще готова бросить институт, родить Васе ребенка и полностью погрузиться в женско-материнское счастье. Но… у Васи уже росли двое ребятишек, и от Светы он, похоже, вообще ничего не хотел – ну живет с ним женщина, и хорошо! И в то же время Света не могла не понимать, что институт при соответствующем к нему отношении гарантировал знания, диплом, хорошее образование и возможность достойно зарабатывать, что означало независимость. Отец делал акцент именно на независимости, а Света мечтала как раз об обратном – целиком и полностью зависеть от Васи. Хотя, конечно, в глубине души не могла не признать правоту отца. И шла на занятия, и сдавала сессии, и переходила с курса на курс.
По поводу замужества она также была согласна с отцом. Не просто согласна, а стремилась замуж всей душой! Но что она могла сделать? Отец требовал возвращения домой, раз уж речь не шла об официальном оформлении отношений, но на это Света пойти никак не могла. Возвратиться домой – значило потерять Васю, а представить себе такое было немыслимо.
Отец настаивал, Света плакала, Вася раздражался… Решения Света не видела. Такого решения, чтобы и отцу угодить, и себе не навредить, и Васю не обидеть. Такого не получалось. Вот и мучилась она, запрещая себе глубоко погружаться в суть происходящего. А на поверхности как будто все кое-как, но получалось. Она с Васей мирно сосуществовала под его крышей. В отношениях с ним по большому счету ее все устраивало. Единственное – папа никак не успокаивался. Да еще и маму подключил. Та и поддерживала дочь, но иной раз такое говорила, что Света начинала страдать пуще прежнего.
– Дочка, как дела? – спрашивала мама.
– Все хорошо! – бодро начинала Света.
– Чем занимаетесь?
– Вася телевизор смотрит, я в «Одноклассниках» сижу.
– Какие планы на выходные?
– Планы? – повторяла вопрос дочь. И голос ее тускнел, теряя уверенность. – У Васи дети по воскресеньям. Они, по-моему, в зоопарк собирались, если дождя не будет.
– А ты? Может, в гости приедешь? Или в кино сходим? – Майя брала в руки журнал и начинала изучать расписание сеансов.
– В кино? – вновь переспрашивала дочь. – Можно, конечно… – голос сникал окончательно. – Только мне же обед надо готовить, убираться, да и глажки накопилось…
– Свет! – Майя поначалу мягко, а потом все активнее пыталась подвести дочь к осознанию своего положения. – Тебе не кажется, что твоя жизнь – это не жизнь молодой девушки?
– Почему это? – вскидывалась та.
– Телевизор, уборка… Скукотища какая-то!
– А мне нравится моя жизнь! – вызывающе парировала Света. – Чем твоя лучше?! – скорее всего, она не понимала, что ступает на запретную территорию, но остановиться не могла. – Чем?! Развестись и сидеть одной? Очень весело!
– Света! Не заплывай за буйки! – урезонивала мать. – Дети не судят родителей! И уж тем более не имеют права осознанно причинять им боль.
– А родители? Они могут обижать детей? Могут причинять им боль? – Свету несло. Она зловеще шипела, сдерживая себя, чтобы не сорваться на крик и не потревожить Васю у телевизора.
– Это я тебя обижаю? – изумлялась Майя.
– Да! И ты! И папа! Вы не просто обижаете. Вы мучаете меня, терзаете, рвете мне сердце!
– Прости! – только и говорила Майя, понимая, что происходит в душе дочери, искренне сочувствуя ей и отдавая себе отчет в том, что только время расставит все по местам. Время и здравый смысл.
Новая семейная жизнь Сани оказалась немного не такой, какой он ее себе представлял. А точнее, она являла собой образец абсолютно тривиальной семейной жизни. Той, которой он жил с Майей. Той, которой живут его знакомые. Быт, банальные диалоги, новости в виде сплетен и сплетни, обернутые в оболочку новостей. Маленький ребенок со всеми вытекающими отсюда составляющими: вздутием животика, запорами, реакциями на прикорм, графиками прививок, капризами и прочими каждодневными мелочами, из которых, собственно, и складывается жизнь молодых родителей. Фокус состоял в том, что Саня уже не был молодым. Ему по возрасту запросто можно было нянчить внуков, а он вновь пребывал в роли новоиспеченного отца. В какой-то момент понял: сил у него нет. На работу, на общение с друзьями, на какие-то свои личные интересы сил хватает. А на то, чтобы носить полночи кричащего ребенка, сил нет. На то, чтобы задумываться, отчего у него пучит животик, – нет ни сил, ни желания, ни каких бы то ни было внутренних ресурсов. Только энергетическое истощение чувствовал он и, понятное дело, усталость. Такую усталость, будто он камни целый день ворочал.
Жена не сердилась на него, скорее, раздражалась. Равнодушием, отсутствием участия со стороны супруга и, казалось бы, полной незаинтересованностью в процессе воспитания малыша. Конечно, она понимала, что ему вся эта возня с младенцем не слишком нужна. И возраст, и состояние здоровья, и сложности бизнеса… Понимать-то понимала, но обидно ей было. Она вспоминала, как он красиво за ней ухаживал, какие слова приятные говорил проникновенно и трепетно, как сказочно описывал их будущее… А на деле получалось что-то совсем не так романтично, как ей изначально представлялось.
Стали возникать конфликты. Саню все чаще посещали сомнения: «Зачем мне все это? Господи! Ради чего я разрушил прежнюю семью?» Ответов не находилось. Копилось внутреннее недовольство. На лбу заложилась вертикальная морщина, которая почти никогда не покидала лицо. Только в момент улыбки. А улыбался он теперь почему-то значительно реже, чем прежде.
Виталий как-то спросил друга:
– Ну что, Саня, счастлив ли ты?
А тот и не знал, что ответить. Сказать «да» – значило соврать. Признаться в обратном – показать себя, по меньшей мере, неумным. Пожал тогда Саня плечами и ушел от ответа. Но это он Виталию не ответил, а себе-то не мог соврать. Самому себе разве соврешь?
Новой супруге своей Саня предложил взять няню. Та посопротивлялась для приличия: мол, зачем, я сама хочу почувствовать себя матерью, я сама могу выполнить все функции по обслуживанию ребенка… Но довольно быстро согласилась.
Няня реально помогла, взяв львиную долю забот на себя. Конфликты поутихли, мир в молодой семье худо-бедно, но был сохранен…
Еще в молодости Майя заметила за собой интересную особенность. Когда ей было плохо, она почему-то не могла ни с кем поделиться – ни с подругами, ни с мамой. Боль плескалась внутри, затмевая весь белый свет, не в силах вылиться наружу. И единственным способом облегчить страдание оказались стихи. Майя изливала на бумагу все свои душевные терзания, и ей становилось легче. Стихи порой даже не казались надрывными, но они почему-то в самом деле снимали внутреннее напряжение Майи и помогали восстановить баланс сердечной сферы.
Помнится, классе в десятом случилась у Майи первая влюбленность. Быстротечной она оказалась. Но это со стороны молодого человека. А с ее, с Майиной стороны, болезненной и затяжной. Тогда она писала много…
Сердце стонет,
Сердце плачет,
Сердце попросту болит…
До свиданья, милый мальчик…
Ни претензий, ни обид…
Только горечь, что не вместе,
Только жалость, что поврозь.
Не жена и не невеста…
Больше дружба, чем любовь.
Я к тебе с такой отдачей,
Я к тебе с такой душой…
Сердце стонет, сердце плачет:
Ты не мой…
Не мой, не мой…
И еще:
Ты уходишь. Я вижу спину.
Долго-долго смотрю вослед.