Чуть в стороне от партии царицы, вокруг князя Голицына собралась маленькая кучка царедворцев, не связанных никакими узами с кланом Нарышкиных. Их было совсем немного, но все-таки чуть больше, чем вчера. Самому же потомку Гедиминовичей роль вождя оппозиции явно не нравилась, и он делал вид, что случайно попал в неподобающее окружение. При виде входящей царевны он потупил взор, делая вид, что разглядывает роспись на ближайшей стене. Эх, князь Василий, вроде бы и смелый человек, на войне отличился, а как до дворцовых интриг дело доходит, становишься робок, точно девица на первом причастии…
Не обращая внимания на враждебные взгляды, Софья подошла к взволнованному патриарху и, склонившись, поцеловала его перстень.
— Идут, идут! — вбежал почти следом за ней стольник Федор Салтыков. — Строем, с развернутыми знаменами, точно не бунт, а смотр какой-то! А морды такие, что убьют и не заметят. Чисто тати с большой дороги? Это ты, князь Василий, все с ними учениями занимался! Вот и получили теперь черт знает что, прости меня, Господи!
— Надо срочно запереть двери! — вскинулся старый князь Черкасский, стуча по полу посохом. — И вооружить челядь!
— Да ты что, князь? — криво улыбнулся Артамон Матвеев. — Поляки — и те осады не выдержали. Ты же хочешь, чтобы наши лентяи сражались со стрельцами. Дражайший Василий Васильевич с покойным Федором Алексеевичем (да будет земля ему пухом!) так выдрессировали этих мерзавцев, что им твои запертые двери, как тряпка для быка — только раззадорят… А чего хотят сучьи дети?
Федор Салтыков, к которому был обращен вопрос, недоуменно пожал плечами:
— Толком не знаю. Слышал только, что они кричат, будто Нарышкины царевича Ивана задушили.
Услышав об этом, царица еще сильнее прижала к себе маленького Петра, которому переполох в Кремле доставлял большое удовольствие, и злобно ткнула в сторону Софьи указательным пальцем:
— Твои происки, бесстыжая девка? Знаю, знаю, твои да еще этого старого лиходея Ивана Михайловича. Гореть вам в аду за это!
У Софьи сердце подскочило к горлу, но она справилась с накатившим страхом и надменно подняла соболиные брови:
— О чем это ты, Наталья Кирилловна? Это твои люди кинулись хватать все, что ни попадя, аки львы рыкающие. А я из своей светелки почти не выхожу. Чем меня обвинять, лучше помогла бы людей утишить. Я-то что? Царевна-затворница, а ты царица, мать царя, — она чуть презрительно кивнула на мальчика, который сосредоточенно грыз ноготь, сердито поглядывая по сторонам. — Слышите? Они уже в Кремле!
И действительно, даже сквозь закрытые окна был слышен нарастающий гул голосов, перекрываемый барабанной дробью. Сквозь ее треск раздавались то истошные, то гневные крики людей и испуганное ржание лошадей.
— Артамон Матвеевич, — затряслась царица, — пошлите кого-нибудь на Красное крыльцо. Пусть узнают, чего хотят лиходеи.
Тот молча кивнул головой и быстро вышел вон из палаты. Софья проводила его тяжелым взором из-под насупленных бровей. В ее мире было не так много людей, которых она ненавидела всем сердцем, и воспитатель ее мачехи был одним из тех, кому она от всей души, совсем не по-христиански, желала всяческих бед. Если бы не его старания, Алексей Михайлович так бы и умер вдовцом, и всей Руси не пришлось бы мучиться из-за проблем с престолонаследием.
В голову лезли разные мысли, одна страшнее другой. Царевна страстно желала и боялась того, что происходило за стенами дворца. Это был ее шанс на победу над мачехой, но кто может предсказать, чем закончится бунт? Чернь, почувствовав силу, может выйти из повиновения, и тогда может случиться то, о чем с трепетом рассказывал ее учитель Симеон Полоцкий: как озверевшие англичане казнили своего короля Карла I, и палач показывал толпе его отрубленную голову.
Кто знает, нет ли среди стрельцов русского Кромвеля? От этой мысли царевна побледнела, но, устыдившись мгновенной слабости, только выше вскинула голову. Возможно, это ее последние минуты, но неужели коротание монашеского века в холодной келье дальнего монастыря будет намного лучше удара саблей или копьем?
Уйдя в свои мысли, девушка не замечала косых взглядов, бросаемых на нее обступившими Наталью Кирилловну царедворцами, и только появление Матвеева вернуло ее к сиюминутным проблемам.