Он пытался отвлечься, но не смог. Возбуждённым членом, через джинсу и платье, ощущал ткань её трусиков и, мысленно, махнул рукой — «Она же ничего не чувствует!»
Так и ехали.
До дома и на этаж, тащил, так же, крепко прижав.
Сказав матери, что случилось с мужем Татьяны, Георгий ушёл.
Славки на улице не было видно, и Георгий пошёл на остановку.
Приехал в общагу, поднялся на второй этаж.
Славка сидел за столом. Перед ним стояла бутылка водки, два стакана и открытая баночка кильки. На тарелке хлеб.
Он вскочил и подошёл к Георгию, заглядывая в глаза.
— Я видел, как ты с нею шёл. Пойдём, надо выпить!
Георгий замотал головой.
— Жора, надо выпить! Снять напряжение!
— Наливай!
Георгий сел.
Славка наполнил стаканы до краёв, и они выпили.
Занюхав хлебом, сидели и ждали.
— Как вода?! — удивился Славка.
Георгию тоже показалось, что выпил стакан воды.
— Мож правда вода!
Славка взял бутылку и, встряхнув остатки, понюхал.
— Да нет, водка! — и разлил остатки по стаканам.
Выпили.
Минут через пять тело обмякло, как будто выдернули стальной стержень и мысли вырвались из круга, в котором метались, возвращаясь к одному и тому же.
— Пошли в буфет!
Пообедали и вернулись в комнату.
— Пойду звонить мужикам! Чтоб приехали завтра кровь сдавать!
Славка ушёл.
Георгий сел на кровать и взял «Крошку Доррит».
Попробовал читать.
Через несколько минут понял, что просто сидит и смотрит в текст. Попытался вспомнить, что прочёл и не смог.
Отложил книгу и лёг.
На следующий день приехали в больницу в начале десятого.
Вышел врач — Он умер… ночью. А кровь, сдайте, раз приехали.
В дверь постучали.
— Да!
Вошёл Толик, нагнув голову, чтобы не стукнуться о перекладину.
— Славик, вот ты где!
Толик был трезв и вёл себя прилично.
— Я не буду проходить, не хочу разуваться.
Славка встал, подошёл и поздоровался.
— Чего хотел, Толик?
— Слав, говорят, у тебя есть кассета с записями Quееn. Дашь послушать?
— Толик, не моя кассета и она у дядьки на квартире.
— Слав, ну принеси, на два дня, и я верну.
— Давай во вторник. Я буду здесь в общаге, найдёшь меня.
— Ну лады! По рукам!
Толик ушёл.
Толик был развязно-нагловато-хулиганистым парнем, ростом под два метра, матершинник, забияка и драчун. В институте работал электриком. Толян пил и к двадцати пяти годам был алкоголиком. Когда напивался, становился буйным и мог разодраться с друзьями собутыльниками, которым, минуту назад, бия себя в грудь, клялся — Увважжаю!
Сразу после драки, мог, расчувствовавшись, пасть на колени и, заливаясь слезами, просить прощения.
Как-то и Георгий, оказался свидетелем подобной сцены.
Субботним днём сидели со Славкой, в комнате Георгия, пили чай. Распахнулась дверь и в комнату ввалился пьяный Толян. С красным лицом и злыми, бегающими глазами, весь на взводе.
Сходу к Славке — Ты обещал привезти кассету?
Славка встал — Толик, успокойся. Я забыл, привезу завтра.
Но Толик уже ничего не слышит и, забычив глаза, бьёт Славку.
Георгий вскочил.
Славка, подставляя другую щёку и, глядя прямо в глаза Толяну, говорит — Бей!
Секундное замешательство! А в следующее мгновение, Толян падает на колени и со слезами, давясь рыданием, умоляет — Славка, простии…
За пьяные дебоши его несколько раз хотели уволить, но начальником лаборатории был отец, человек непьющий и уважаемый в коллективе. И всё ограничивалось очередным выговором, с занесением в личное дело. Проспавшись, клялся и божился перед отцом, что это в последний раз. На работе просил у всех прощения и ходил тише воды ниже травы… до следующей попойки.
Как-то, повздорив со случайным собутыльником, ударил его. Тот был с друзьями, завязалась драка, и Толика порезали.
Он умер от потери крови, под столбом, на трамвайной остановке.
— Жор, я пойду. Я дядьке обещал, что заеду сегодня к нему.
— Давай!
Славка ушёл.
Георгий стал собирать рюкзак.
До сбора в фойе оставалось два часа.
Через два часа он спустился в фойе с рюкзаком на плече.
Шестеро стояли кружком и разговаривали.
Отдельно от них, у зеркала, стояла женщина.