Ритку било в ознобе…
Максим был блядун, известный на весь район. Бабы говорили, что у него есть любовницы и в Новомихайловке, и в соседней Михайловке, и даже в райцентре.
Мужчина спустил с себя штаны, и когда стянул и трусы, тяжёлое и большое, качнувшись, коснулось Риткиного живота возле пупа.
Ритка вздрогнула!
— Ты не бойся! Я осторожно…
— Я нннн-не бэбэбэбэбоюсь — клацала зубами Ритка, а у самой, дыдыдыхание спёрло!
Он сунул пальцы в щель между губами и провёл вверх-вниз… интроитус был широкий — Нормально… выдержит… — бормотал он, пристраивая залупищу к пизде, и медленно, толчками, проталкивая во влагалище… Ритке показалось, что её натягивают, как капроновый чулок на толстую ляжку… он замер, а она хватала ртом и не могла вдохнуть… «Ни вздохнуть, ни пёрнуть!»… только сейчас, через пизду, она поняла смысл этой поговорки… он стал вытягивать оглоблю из пизды, и Ритке показалось, что её выворачивают наизнанку… он пихал, и пихал в неё, свой огромный членище, и ощутив подёргивания уретры, вытянул и дрочил над нею… сперма заляпала живот, грудь и даже лицо…
В следующий раз будет приятно — говорил он, обтираясь её трусами.
Ритка лежала, и никак не могла расслабиться.
— Самогону хлебни! Отпустит — он потрепал её муньку — Да оботрись, или вон помойся, да трусы выстирай!
Но, в следующий раз, получилось только на восьмое марта.
Тогда и прихватила их Нинка, жена Максимова.
Он избил жену, сломав ей руку и два ребра, и пригрозился убить, если растреплет по деревне.
В конце мая пришёл из армии Генка, а в середине сентября сыграли свадьбу.
Ритка стала снохой Максима.
Нинка плакала, отговаривая сына.
Максим был хмур, зол и отмалчивался.
Нинка всё-таки не утерпела, и рассказала дочери, старшей сестре Генки, Раисе.
Избив жену, на глазах, перепуганной насмерть, Ритки, Максим выскочил из баньки, и бросился к сараю.
Сарай был обширный, и кроме коз, свиней и коровы с телёнком, в отдельном стойле был трёхгодовалый жеребец.
Максим заскочил в стойло и бил жеребца по морде, пока не выбился из сил. Жеребец храпел, метался в тесном стойле, но не противился избиению.
— Он то чем провинился!
В дверях сарая стояла, держась за бок, вся в крови, Нинка.
Максим выскочил из стойла, схватил вилы и…
И увидел Ритку.
С лицом, белее снега, с выпученными, от ужаса, глазами, голая девчонка смотрела на него.
Он уронил вилы, оттолкнул жену и выбежал из сарайки.
— Оденься, ддура! — бросил он на ходу Ритке и выскочил за ворота.
Раиска отвезла мать в районную больницу и позвонила старшему брату.
Вадим жил в городе, работал в милиции. Приехал в этот же день, на служебной машине.
— Ещё раз тронешь мать, посажу! — и уехал обратно.
Максим струхнул и притих на полгода.
В ночь, на седьмое ноября, Нинка дежурила в коровнике.
Сидели в бытовке и отмечали праздник.
Захмелевшие бабы рассказывали грязную похабщину, перебирали последние сплетни.
Нинка сидела трезвая, её мутило и коробило.
— Ты заболела, что-ли, Нинка?
— Ой бабоньки, что-то нехорошо на сердце, схожу-ка я домой.
Она встала из-за стола, схватила с лавки чью-то телогрейку и выбежала из бытовки.
Ритка, уложив, пьяного вдрызг, Генку, оделась и вышла на улицу.
В клубе шла дискотека, но ноги сами повели её в другой конец улицы.
Убравшись в сарае и задав корм скотине, Максим затопил баньку, и пока она прогревалась, сел на завалинку и, кутаясь в телогрейку, попыхивал папироской.
— Здравствуйте!
— Хым! Ты куда это без мужа подалась? Клуб в другой стороне.
— Спит!
— Пьяный?
Ритка качнула головой.
Максим, поплевав на окурок, отщёлкнул его — Ну чё посреди дороги встала? Иди, присядь.
— А тётя Нина?
— На дежурстве.
— А Рая?
— В гости уехала, к Вадьке.
Рита сошла с дороги и села на завалинку, но не рядом.
Он подвинулся, и распахнув телогрейку, приобнял Ритку за плечо и притянул к себе.
— Чё-то налегке ты, вся трясёшься! — он мял титьки левой рукой — Пойдём-ка!
Он встал, и Ритка, как овца, встала следом, и пошла за ним.
Зайдя в ограду, Нинка направилась к баньке.
Дверь, в предбанник, не заперта на крючок, и она вошла, и сразу услышала…
Всё перевернулось в душе.
Она метнулась к стайке, и схватив вилы, и распахнув дверь в баньку, с воплем — Уббьюуу тваарь! — споткнулась о порожек, и врезалась в жопу голой Ритке, стоявшей на коленях!