Вилы улетели под полок!
Ритка, чуть не обосравшись от испуга, дёрнулась от толчка вперёд и подавилась залупой!
Максим, взбеленившись, оттолкнул Ритку и она, как куль, свалилась на бок.
Схватил жену за волосы и, приподняв, ударил в лицо! Тут же, опрокинул навзничь, и сдёрнул рейтузы, вместе с трусами.
Нинка брыкалась, пытаясь цапнуть его за нос или за ухо, а он, дёргая головой и прижимая её руки к полу, раздвигал коленями ноги, и когда хуй вошёл в пизду, Нинка замерла, и перестала сопротивляться.
Перепуганная Ритка, трясясь от страха, жалась в угол на верхнем полке, и смотрела, как муж насилует жену.
Нинка стонала, кусая губы и извиваясь как змея, и карябала пальцами спину мужа. Минуты через три её руки опали, она обмякла и затихла.
Максим слез с жены, и забравшись на полок, потянул Ритку за ноги, раздвигая их.
— Да не бойся ты! — он лёг на Ритку — Тебя не буду насиловать.
И Ритка извивалась, и кусала губы, и карябалась, и стонала.
Нинка, растрёпанная и побитая, но в блаженстве, сидела на полу и смотрела, как муж ебёт сноху!
Они кончили вместе и Максим, отвалившись от девки, распластался на полке.
— Ты, что ли, в неё кончил?! — опомнилась Нинка — Да ты охуел! А понесёт!
— Пусть! — отмахнулся Максим — Она, теперя, мужняя!
Он повернул голову — Иди, дверь закрой, мыться будем.
— Ой! — вспомнила Нинка — У меня же дежурство!
И натягивая трусы с рейтузами, выскочила в предбанник. Тут же вернулась — Ритка! Иди закройся!
Ритка мыла его, и наяривала веником, и ещё дважды, он, затаскивал её на полок!
После третьего раза, она не смогла даже приподняться. Максим окатил её водой из шайки, взял на руки, и вынес в предбанник.
Ритка лежала на лавке, а он натягивал на неё халат и обматывал полотенцем.
Одевшись в кальсоны и рубаху, поднял Ритку — Пойдём, чаю попьёшь, да надо тебе домой. К мужу.
Ритку шатало, как с глубокого похмелья, и смешило, что не может свести ноги — «Будто бревно между ног!»
— Ладно, дядь Максим, пойду я.
— Чё ты меня дядей? Зови папа, или Максим.
— По имени я мужа зову. Папка не ебёт меня. А ты — дядя!
Рита лежала рядом с мужем и пялилась в потолок.
Что-то в её жизни шло не так. Почему? Кто виноват? Почему её так тянет к грубому и жестокому насилию. Почему, секс с мужем, не приносит удовлетворения? Генка был и забияка, и задира, и дрался не раз. Но по характеру, всё же, мягкотелый. Трезвый, по мужски молчалив и грубоват, но напившись, становился размазнёй и плаксой.
Отец любил её и никогда не обижал. Мать, правда, и гонял, и поколачивал. Каков свёкор в гневе, она видела. Генка тоже гонял её, и с кулаками набрасывался. Вот после ссоры, секс был совсем другим. Хм. Секс то, был тот же самый. Менялось внутреннее восприятие. После разлада, после ссоры, секс соединял их. А в обычные дни, и секс был обычным. Генка ложился, подминал её под себя, ёб, кончал, отваливался, отворачивался и засыпал!
Ну вот, задрожал сердечный.
Трясётся, мычит чего-то.
А кончит, и носом к стенке!
Такая у них ебота!
Значит дело не только в грубости.
А в чём тогда?
Ритка пялилась в потолок.
Запретный плод.
Запретный плод!
Сладко заныло под сердцем, и задёргалась матка, сокращая влагалище. Не все ведь, подряд, снохи, ебутся с отцами своих мужей. А Ритка, еблась! Значит, особенная!
С этим и уснула, улыбаясь в темноту.
Неделю пребывала она в эйфории от своего открытия. Но прошла ещё неделя, ещё, прошёл месяц, другой, а возможность, лечь под дядю, не представлялась.
И Ритка стала беситься, срываясь на посуде, на коровах, на подруге, на муже. Но сильнее всех, выбешивала свекровь!
Костя влетел в комнату — Сандро!
— Блядь! Костя! Только заснули!
— Они сюда идут!
— Кто?
— Ну этот, Паша, с дружками!
— Ты видел?
— Не, Марго сказала.
— Ладно, из комнаты не выходи, я схожу переговорю. Сюда они не станут заходить.
— Сандро! — сел на кровати Андрей — Мож нам тоже выйти на переговоры?
— Нет! Я сам. Через — он глянул на часы — Приду через пять минут — и вышел.
Они курили возле сарайки, на стенке которого висел рукомойник.
— Здорово, мужики!
Паша бросил окурок — Ты нам не нужен. Того позови, Костю.
— Я за него. Говори.
— Чё с тобой говорить? Мне, он нужен! Аааа! — догадался Паша — Зассал! Да мы не будем бить. Мы ток поговорим. Зови!
— Я за него. Говори.
— Пахан! Да врежь ты ему! Он же, блядь, издевается!