— Не, я хитрый, — ответил ему Филарет и захихикал.
Он уже плохо говорил, половину букв проглатывал.
— Ты о бабках, что ли? Так я бы тебе больше дал! — Пименов сунул Филу три тысячи за то, чтобы он проводил их в усадьбу.
Семен предлагал отвезти всех на машине, но интереснее же переться через лес.
— Бабки — пыль!
— В твоем случае — жидкость, — расхохотался Пименов. — Спиртосодержащая.
— Пофиг. Я почти тридцать лет хотел… Нет, не хотел, но планировал вернуться в проклятый дом ночью… Днем ходил. Не то. Даже вечером. Но как луна выходила, я все — руки в брюки и деру… — Он споткнулся о пень, едва не упал, но Виталий поддержал. Все же был трезвее. — Страшно до жути, понимаешь?
— Неа.
— Ты просто не знаешь, что там творится.
— Я? Ха! В полнолуние ночевал… Один.
— Когда?
— Недавно.
— Ага. В развалинах. Ты мог убежать. А я был заперт. На окнах решетки, двери на замках…
— Так чего ты видел там? Я про привидение.
— Не описать. — Фил оттолкнул Виталю. Взялся за пузырь. Заглотнув самогона, он продолжил: — В округе все боятся усадьбы Филаретова. Никто не суется. А вы, городские, глупые. Претесь. А я с вами. Если что, кого-то из вас отдам на растерзание… А они придут… Меня пометили…
Это были последние более-менее связные слова, произнесенные Филом. Он шел, при этом отлично ориентируясь в пространстве, похлебывал самогон, но что извергал его рот, было похоже на лепет умственно отсталого ребенка.
— Зачем ты потащил его с нами, Виталий? — обратился к Пименову Женя. Он все больше раздражался. Хозяин, конечно, барин, но они с Лешей серьезным делом занимаются, а он сам влез, помешав им в этом, напарника напоил, притащил с собой деревенского дурачка, да еще скептика с кислой миной. Семен категорически ему не нравился, даже несмотря на то, что он был самым адекватным изо всех.
— «Титаник» смотрел?
— В детстве. И краем глаза.
— Ну! Вот Фил, как та бабуля из фильма. Очевидец событий. Только мистических. А еще он просто угарный.
— Мы не угорать идем в особняк.
— Ой, да не нуди, — отмахнулся от него Виталий и заторопился за угарным очевидцем, чтобы отобрать у него бутылку.
— Всех привидений перепугаем, — услышал Женя голос архитектора. Никак не может без издевки.
— Их не существует, — через плечо бросил Ляпин.
— Тогда за кем вы охотитесь? — И напел известную всем мелодию «Гост бастерс» из фильма, на котором выросло уже два поколения детей. Если не три.
— Мы называем себя «охотниками за привидениями» шутки ради. Это же очевидно.
— Не совсем.
— Таким узкомыслящим людям, как ты, конечно. Но хотя бы для общего развития почитай работы Эйнштейна.
И прибавил шагу, чтобы последнее слово оставить за собой.
Через несколько минут вся компания ввалилась в разрушенное здание. Женя при себе имел фонарь, но не стал его включать. Луна еще не налилась, но уже давала достаточно света. Даже пьяные смогли дойти до каминной залы. Виталий тут же плюхнулся на спальник Жени, Леша на свой. Фил брякнулся на голый пол. А Семен, попросив фонарик, ушел бродить по развалинам.
Вернулся он минут через пятнадцать. К этому времени Леша и Виталий отрубились. А Женя разжег костерок и поставил на огонь воду.
— С этим что? — спросил Семен, указав на Фила. Тот сидел неподвижно, только глазами вращал. — Впал в транс?
— Сам узнай. Пока он не бьется в судорогах и не плюется пеной, я буду считать, что все в норме.
Семен подошел к Филу, присел на корточки рядом с ним.
Женя отметил, что его пижонские кеды все в грязи. Ярко-желтые, на белой подошве. Надо же было так вырядиться, отправляясь в деревню.
— Эй, братан, ты как? — обратился к Филу Семен. — Если фигово, хоть мигни.
— Иди ты на… — И так отчетливо прозвучало каждое слово, особенно последнее, будто еще десять минут назад Фил не превращал их в кашу.
— Понял, не мешаю.
Ткачев прихватил из своей машины надувной матрас с качком и плед, и взялся за обустройство своего ложа. Без спального места один Женя остался. Но он планировал разбудить Леху часа через четыре. А пока можно посидеть на сумке.
— Жень, можно вопрос? — снова заговорил Семен.
— Валяй.
— Ты чувствуешь негативную энергетику этого места?
— Нет.
— Я тоже.
— А ты разве веришь в эту ерунду? — теперь уже Женя не мог сдержать издевки.
— В эту — да. Шелинг сказал, архитектура — это застывшая музыка. И я с ним согласен. Я так же отношусь к зданиям, как скрипачи или пианисты к произведениям… Чувствую их.