— Минуту назад.
— Да. Так вот, я хочу, чтоб ты стал частью проекта.
— Денег не дам.
— Мелочевку свою оставь для покупки новых кед… и подаяния нищим. У меня есть не только бабки, но и идея, а также объект, который я хочу отдать тебе на растерзание.
— Какой? — осторожно спросил Сема.
— Сейчас покажу. — Он открыл сумку из кожи крокодила (а какой еще?) и достал из нее планшет. Выведя на экран фотографии, протянул его собеседнику. — Как тебе?
— Это что за развалюха?
На снимках было запечатлено старое, дореволюционное здание со следами былой красоты, но находящееся в ужасном состоянии. И ладно бы в нем не было дверей и окон, так один из углов обрушился.
— Это усадьба князя Филаретова, — принялся объяснять Виталя. — Построена в конце XVIII века.
— По ней заметно.
— До революции она выглядела прекрасно. Открой второй альбом.
— Да, — вынужден был согласиться Семен, последовав совету Виталия. — И очень авангардно. В те времена совсем не так строили.
— Гауди со своими причудливыми домами, собором и парком нервно курит! Архитектор, спроектировавший особняк Филаретова и другие постройки на территории усадьбы (до наших дней не сохранившиеся), опередил свое время задолго до знаменитого испанца.
— Как его фамилия?
— Точно неизвестно. То ли Сомов, то ли Карпов, то ли Пескарев. Короче, рыбья фамилия.
— Но почему? Архитекторы, как и художники, подписывали свои работы. Кто как мог или хотел. Стела, доска, кирпич, вензель.
— Князь Филаретов уничтожил все метки. А самого архитектора за связь со своей молодой женой наказал, обвинив в краже и отправив на каторгу. Ее же вернул домой и заточил то ли в подвале, то ли на чердаке. После этого она сошла с ума.
— Ничего себе история.
— Это только ее начало!
— Ненормальная супруга родила девочку…
— То есть князь ее… кхм… пользовал?
— Очевидно, да, раз пленница родила дочь. Назвали кроху Еленой. Та выросла, но замуж никак выйти не могла. За нее большое приданое давали, да никто не хотел брать в жены дочку известного в округе тирана и психически больной. Но все же сумел папашка ее пристроить. Лена родила сына уже в очень зрелом возрасте. Но счастья ни супружеского, ни материнского не обрела. Не жила — маялась, пока не повесилась. Старый граф зятя из дома изгнал (по другой версии башку ему пробил в гневе, да в том же подвале схоронил), а внука Ивана стал сам воспитывать. Чуть ли не до ста лет проскрипел. Поговаривали в окрестных деревнях, что тут без колдовства не обошлось. Иван возмужал, женился. Супруга родила одного, другого, третьего… шестого. Но все умирали детьми. Только последыш в живых остался. Девочка, названная в честь бабки Леночкой.
— Интуиция подсказывает мне, что с ней тоже случилось нечто нехорошее.
— В точку. Она повесилась. Потому что ей виделись призраки. То являлась женщина ненормальная, то мужик с пробитой головой, то дети…
— Все, кто умер в доме, так?
— А покончившая с собой Леночка стала являться своему старику отцу. И он тоже пустил себе пулю в лоб. Хотя, возможно, и не из-за этого. Революция началась, тогда многие аристократы с собой кончали.
— Я все еще не понимаю, зачем ты так подробно рассказываешь?
— Потерпи, — осадил его Виталя. И доел весь сыр, взяв кусочки и сунув в рот. К виски он больше не притрагивался. — После революции на территории усадьбы беспризорники жили. Помнишь старый фильм «Бронзовая птица»? Нас отцы заставляли его смотреть.
— Я делал это с удовольствием. Даже книгу читал.
— О, то есть это по книге фильм? Не знал.
«Кто бы сомневался», — мог бы сказать Сема, но не сделал этого.
— Так что с особняком произошло дальше?
— Детей вывезли через пару лет. А вместо них в усадьбу заехали психи. Дурдом просуществовал до перестройки. После нее усадьба была брошена государством на произвол судьбы. От нее, впрочем, и так мало что осталось. Дом со временем лишился двух флигелей, церковь еще большевики сожгли, парк с фонтаном и беседками пришел в запустение.
— Богатая усадьбы была!
— Очень. Филаретов якобы промышлял разбоем. И титул свой купил.
— По-крупному хапал? — И про себя: «Как твой батя?»
— Торговые суда грабил.
— Откуда тебе все это известно?
— Я провел изыскания.
— Как это на тебя непохоже.
— Ты меня не знаешь, Сема.
— Как раз знаю. Поэтому удивляюсь.
— Мы пятнадцать лет не виделись.
— Чуть меньше. Но люди не меняются.
— Ты и твои стоптанные кеды точно, — начал злиться Виталя. И снова налил себе виски. А мог бы валерианки попросить — у Семена она имелась. — Я искал себя долго… И вот нашел. Теперь я знаю, чем хочу заняться. И к делу к своему подойду с полной ответственностью.