— Нашел! Нашел!
Все бросились на крик, но с противоположного конца другой заголосил:
— И я нашел… Вон он, сердешный, лежит!
Куда идти? Кто нашел ружье? Мы с Петровичем отправились к тому, кто закричал первый. Петрович наклонился, поднял централку, взглянул на курки, вскинул стволы вверх.
— Трах! Трах!.. — гулко прокатился по лиственницам салют радости.
Тут подбежал другой и подал мне… безголового глухаря. Вероятно, ночью моего злосчастного подраныша загрыз какой-то зверек, отъел ему голову.
Пошли домой. Петрович затянул веселую песню, обрадовавшись, что нашел ружье, а я смущенно брел сзади с безголовым глухарем под мышкой.
Никому не советую ходить в лес с двумя ружьями.
ХАПУГА
Как-то в августе по проселочной дороге шла грузовая автомашина. В кабине рядом с кудреватым шофером сидел толстый и румяненький Иван Петрович Брючкин. В коленях он сжимал заряженное ружье.
В кузов были погружены лодка, ящик с подвесным мотором, бочка горючего и другое имущество. Тут же разместились и спутники Ивана Петровича — Пуночкин и Коробков. Пуночкин, широко расставив ноги, держался за кабину, а Коробков сидел в лодке.
Вскоре машина свернула в сторону и подошла к стогу колхозного сена. Иван Петрович вылез из кабины и распорядился:
— Скорее, товарищи! Пока никого нет, набирайте сена. Ехать будет удобнее, да и на ночлеге пригодится.
Натаскали сена.
— Лезьте сюда в кузов, Иван Петрович! Сидеть помягче, воздух чистый, да… может, кого и подшибем, — угодливо предложил Пуночкин.
— И то верно. Яша! Давай, нажимай вдоль кустов к березовому колку. Луга здесь ровные — что твоя карта! — сказал шоферу Брючкин, забираясь в кузов с ружьем.
В это время из кустика выскочил заяц. Шофер повернул за ним, с кузова загремели выстрелы. Зайца подбили и загнали.
— Вот и «с полем»! — захлебываясь от радости, закричал Пуночкин, закидывая зайца в лодку.
Охотники исколесили на машине все окружные луга и перелески, проехали вдоль кромки болот. Выстрелы с кузова хлопали один за другим. Стреляли во все живое.
Из зарослей куги поднялась кряква. Брючкин выстрелил, но не попал. За ним сдублетил Пуночкин, и утка упала в болото.
— Вот вы как ее! — улыбнулся Пуночкин. — Сплавать, достать?
— Ну ее к черту, только время терять. Поехали дальше! — распоряжался Иван Петрович, перезаряжая ружье.
Мимо пролетел большой табунок долгоносых куличков. Затрещали выстрелы… Серые птички, сбитые дробью, валились в болото. Уцелело их не более десятка. Охотники смеялись, а машина шла дальше и дальше. Наконец выехали на дорогу. Показались тростники, и автомашина подошла к озеру. А через час озеро уже заполнилось громом выстрелов, трещанием мотора и дикими, ошалелыми криками:
— Сюда, сюда подворачивай… Жарь ее!
— Добивай шестом!
— Лупи из обоих стволов.
…Только поздно вечером компания возвратилась к рыбацкой землянке, где решили расположиться. В лодке лежало более сотни молодых уток, лысух и гагар.
— Вот это охота! Постреляли!.. А находятся чудаки, сидят с чучелами да ждут, когда к ним утки подлетят. Разве это дело? Охота должна быть активной, с использованием техники, — авторитетно заявил Иван Петрович, развалившись у автомашины на сброшенном сене.
— Давайте, товарищи, по маленькой пропустим за нашего смелого моториста, а потом и утятины наварим, — выкрикнул Коробков.
— Дров здесь нет, берег-то голый, — хмуро отозвался шофер, подсаживаясь к компании.
— Дров нет? Чепуха это, дорогой. Можно вон нары в землянке разобрать. А рыбаки поспят и на полу, мы им сена оставим, — высказался Иван Петрович.
Вскоре на берегу разгорелся яркий костер. Над озером понеслась недружная песня подгулявшей компании:
Пришла зима. Охотники города начали сдавать установленный охотничий минимум, оформлять новые охотничьи билеты.
Пришел на собеседование и Брючкин.
— А почему, товарищ Брючкин, не посещали бесед и практических занятий? — спросил секретарь, заглянув в билет.
— Загружен работой.
— Мы все загружены работой.
— Сколько лет вы занимаетесь охотой? — задал вопрос председатель комиссии.
— Лет двадцать, — не моргнув глазом, солгал Брючкин.
— Ну вот, старый охотник, а дисциплину общества нарушаете. У вас какое ружье?
— Двенадцатого калибра. Штучное Тульского завода, с золотой гравировкой, — громко ответил Брючкин.