Работы Щёголева заложили основы в изучении деятельности органов политического сыска в дореволюционной России. Дальнейшая разработка этой темы получила своё развитие лишь в 60-е годы.
Колоссальный опыт исследователя, эрудиция и великолепнее знание архивных материалов давали возможность советским государственным органам привлекать Щёголева в качестве эксперта по целому ряду политических процессов, разоблачавших бывших «деятелей» царской охранки. Так, в 1925 году во время процесса по делу провокатора Окладского прокурор Н. Б. Крыленко возбудил ходатайство перед судом «о расширении прав эксперта Щёголева, являющегося почти единственным в своём роде специалистом по истории революционного движения в России и знатоком архива департамента полиции», и поэтому предлагает «предоставить Щёголеву право на всём протяжении процесса, наравне со сторонами, задавать вопросы обвиняемому и свидетелям»[67]. Эрудиция Щёголева в этих вопросах, по существу, определила и поведение того же Окладского на суде, который только одному участнику на своём процессе не возражал. И им был Щёголев, знаток «тех самых секретных архивов департамента полиции, где нашлось и дело о потомственном почётном гражданине Петровском». «Да и что можно ему возразить? — писал корреспондент „Красной газеты“, освещавший ход процесса. — Оказывается, Щёголев знает всё. Он знает, например, что некий Миллер, с которым свёл Окладского сам Дурново, не кто иной, как знаменитый провокатор Гогельман-Ландензан-Гартинг, который и работал вместе с Окладским по выяснению террористических групп среди интеллигентов Петербурга в начале 90-х годов (кружок Истомина — Фойницкого)»[68].
Вполне естественно, что с этой темой была связана и другая — история царской тюрьмы. Щёголев выступил пионером в разработке этой темы ещё в годы первой русской революции[69], рассматривая её как часть общей проблемы — борьбы самодержавия с революционным движением.
В весенние дни 1917 года Щёголев находится в гуще событий. Он выступает инициатором создания Общества Дома-музея памяти борцов за свободу. Его инициатива была поддержана А. М. Горьким, В. Н. Фигнер и многими другими общественными деятелями.
Великую Октябрьскую социалистическую революцию Щёголев встретил с энтузиазмом. С самых первых шагов молодой советской науки Щёголев откликается на все её нужды. 8 декабря 1917 года Совет Юрьевского университета по представлению историко-филологического факультета утвердил Щёголева в степени почётного доктора русской словесности, и 26 января 1918 года ему был вручён соответствующий диплом[70].
Деятельность П. Е. Щёголева как учёного в эти первые послереволюционные годы многообразна и масштабна. Так, совершенно неотражённым в исторической и специальной литературах является факт участия Щёголева в реализации ленинского плана «монументальной пропаганды». Известный скульптор Л. В. Шервуд, которому было поручено общее руководство, свидетельствует, что Щёголевым была оказана квалифицированная помощь «по подысканию литературы, характеризующей того или иного деятеля революции». Участие Щёголева в этой работе не свелось только к подбору необходимых материалов: им был выработан перечень лиц, заслуживающих увековечивания, который и послужил ориентиром в работе петроградских скульпторов[71].
Щёголев принимает активное участие в становлении советского архивного дела. Много сил было вложено им в организацию будущего Петроградского историко-революционного архива, который был создан в середине 1918 года.
С момента создания системы истпартов вся работа беспартийного П. Е. Щёголева была тесным образом связана с деятельностью, прежде всего, петроградского бюро. Он принимал самое активное участие в решении организационных вопросов, выработке общих принципов работы исследовательских институтов, музеев, архивов, издании агитационной литературы социал-демократии и т. д. Важным этапом работы Щёголев считал составление и издание биографического словаря деятелей революционного движения.
67
Процесс предателя-провокатора Окладского-Петровского в Верховном Суде. Л., 1925 (в этом же году вышло и 2-е изд. процесса). Под ред. П. Е. Щёголева вышла также книга В. Д. Новицкого «Из воспоминаний жандарма». Л., 1929.
69