– Эх, черт. Простите, – сказал он и снова осыпал себя крошками.
Манфред боролся с искушением отряхнуть тунику его величества, но тут его внимание привлек долетевший из коридора шум.
– Ну наконец-то брадобрей, – сказал он, направляясь к дверям.
– Брата…брей?
– Нет, сир, вас.
Как же долго ждал Манфред этой минуты: король примет наконец подобающий вид.
– Проходите, проходите. Вот, взгляните…
Брадобрей начал со своей обычной поговорки:
– Опрятной голове и думается лучше.
– Да. Все вам будут благодарны, – прошептал ему Манфред.
Брадобрей осмотрел короля на расстоянии, затем подошел ближе и вынес вердикт:
– Брить я вас не буду, сир. Слишком серьезная у вас рана на щеке… Я не осмелюсь.
Какая досада для Манфреда.
– Разве что подчищу шею и оформлю бороду. В конце концов, ваш досточтимый отец, наш покойный король Альберик, носил бороду, так что весьма неплохая мысль. Странно, конечно, было отпускать ее в поездке – особенно зная Бенуа. Вы, можно сказать, щекотали себе нервы. Но почему бы и нет? Правда, почему и нет.
Брадобрей принялся за работу. Он облагородил бороду, но, перейдя к волосам, вдруг замер:
– Получи я волшебное средство, от которого они так быстро отросли, у меня бы от дам отбоя не было.
Манфред, наблюдавший за процедурой, стоя поодаль, дал знак брадобрею приступать к стрижке. Но тот в замешательстве только щелкал золотыми ножницами вокруг волос. Наконец он подошел к камергеру и тихо спросил:
– Что случилось? Волосы выпадают клоками…
– Я знаю.
– Чтобы так лысеть… Разве что от испуга. Сильнейшего ужаса. Да еще и седая прядь…
– Приведите его величество в опрятный вид, это все, что от вас требуется, – прервал его Манфред.
Но того, о чем подумал, не сказал: и в опрятной голове у короля рассудка не прибавится.
– Который час? – как нарочно спросил Тибо.
Манфред, отчаявшись, встал прямо перед ним и посмотрел на часы. Он надеялся, что, увидев циферблат, король запомнит время.
– Ровно десять часов и две минуты, ваше королевское величество.
Тибо замер, совершенно зачарованный часами. И протянул к ним руку. Он никогда и ничего не желал так сильно, как этот маленький круглый предмет на золоченой цепочке с крышкой искусной работы. Манфред подошел на шаг, брадобрей отступил на два. Тибо стал гладить часы кончиками пальцев, то закрывая, то открывая крышку: он принял их за потерянный медальон. Вдруг он сжал часы в кулаке и потянул за цепочку. За ней притянулся и жилет вместе с камергером. Оказавшись с королем нос к носу, Манфред почувствовал себя крайне неловко.
– Его королевское величество, быть может, хочет самолично проверить время? – предположил Манфред, отстегивая одной рукой цепочку.
Высвободившись, он вновь отошел назад, а Тибо ошеломленно разглядывал часы. Он гипнотизировал сам себя, раскачивая их на цепочке перед глазами, а смущенный брадобрей спешно доканчивал самую простую стрижку, после чего сразу исчез, не дожидаясь Манфредовой критики.
Но камергеру было не до этого. Чтобы привлечь внимание короля, все еще погруженного в созерцание бликов на позолоте, он заговорил как можно громче:
– Могильщик ждет указаний, как быть с погребением нашего досточтимого Клемана де Френеля, так трагично угасшего… Не сочтите за игру слов, боже упаси. Как бы то ни было, ваше королевское величество, земля промерзла. Насколько я понимаю, они и вдесятером брались, и даже волов впрягали на малом кладбище. Но без толку.
– Раз так, Манфред, никакого погребения, – отрезал Тибо, кладя часы в карман.
Это была откровенная кража, но камергер даже не решился обидеться и только спросил:
– То есть как, ваше королевское величество?
– То есть мы не будем предавать тело земле, – заявил Тибо, вставая.
– Нет? Не будем, сир?
– Мы предадим его морю. Сегодня вечером.
– Значит, морю, ваше величество, – повторил Манфред, удивляясь столь внезапному озарению.
Тибо и правда показалось, будто сквозь него вдруг прошел до того яркий, чистый и пронзительный луч света, что он теперь мог видеть незримое. После внезапного приступа клептомании наступило состояние беспредельной ясности. Тибо даже наблюдал (немыслимое дело!) эмоции на лице Манфреда. Возможно ли? Он решил проверить.
– Манфред, – начал он без обиняков, – королева ждет ребенка.
Камергер вытянулся и словно бы вырос на голову. Еще готовя тело усопшего Клемана де Френеля ко гробу, он обнаружил, что наделен слезными железами. У него, десятилетиями не позволявшего себе ни слезинки, глаза теперь постоянно были на мокром месте. Но, разумеется, не перед королем. Это никогда, ни в коем случае. Манфред поднес руку к груди и подыскал подобающие случаю слова, но тут же забыл их, едва открыв рот. Он был в смятении.