Герцог Овсянский, всегда готовый служить общему благу, предложил излюбленный рецепт всех бедняков его родной страны: кашу. Овес заглушал голод, придавал сил, а главное, кашу можно было есть и без зубов – вот почему к ней так пристрастился Филипп, двоюродный брат короля, лишившийся четырех передних в битве с лесом. Каша шла на ура, но мешки с овсом довольно быстро иссякли.
Тогда герцог Овсянский попытался восполнить недостаток продовольствия духовной пищей: весь обед или ужин он декламировал стихи. Не в силах больше терпеть, Лисандр попросил его лучше рассказать об обычаях его родной страны. Герцог сразу перешел к сути: обезглавливание, костры, виселицы, четвертование. Он описал, как хрустят суставы, когда рвутся сухожилия, как потрескивает горящая плоть и какой при этом смрад. У всех пропал аппетит, и только Лисандр просил добавки.
К концу декабря суп мало отличался от кипятка в чайнике, и прошел слух, что Марта думает нафаршировать кота. Тибо умолял ее вернуться к самым простым рецептам. Расстроенная кухарка утешалась старой поваренной книгой. По вечерам она читала ее вслух в нише за печью, где стояли две длинные и относительно удобные скамьи. Помощники взирали на нее как на гуру и впитывали каждое слово. Вскоре Тибо решил, что и Эме лучше проводить вечера в тепле у печи. Овид и Брюно, само собой, пришли за королевой следом. К ним присоединился Блез, потом Мадлен, а за ней Бенуа, имевший на нее виды. Пришла Элизабет послушать новую для нее книгу, пришел Гийом – из-за Элизабет. Лисандр с Лавандой – чтобы подольше не ложиться спать. Манфред – потому что боялся, не новая ли это секта, и заодно приглядывал за дочерью. Доктора Фуфелье и Плутиш делали вид, что интересуются рецептами, чтобы погреться у огня, Шарль с Матильдой – тоже.
Тибо решил, что на этих посиделках самое время вводить обязательное вязание, и никогда не являлся без рукоделия. Он с трудом набирал петли, упуская половину, без конца пересчитывал их, а нитки у него то и дело запутывались, будто издевались. Вязал он плохо, но вязал, и потому остальные тоже вязали. Когда овечья шерсть кончилась, перешли на ангорских кроликов. Когда и этой не осталось, вспомнили о козах.
Марта читала, водя пальцем по строкам. Остальные провязывали ряд за рядом, обсуждая сегодняшний рецепт. Все изобретали вариации, спорили об ингредиентах и пропорциях. Какой чабрец лучше для пулярки под соусом: дикий или лимонный? И сравнима ли пулярка с цыпленком, медленно откармливаемым на зерне? И не лучше ли заменить зерно овощными очистками? И от каких овощей? Они доходили до серьезных моральных дилемм: можно ли кормить куриц скорлупой их собственных яиц? А ощипывать индюка перед его собратьями? И по какому праву мы едим мясо? Заметки на полях поваренной книги множились.
В один из таких вечеров за обсуждением рагу, когда у всех уже текли слюнки, Тибо в очередной раз выронил спицы, и его вязание распустилось сразу на несколько рядов.
– Ну вы хоть иногда закрепляйте, сир! – обронил Овид.
Всякий раз, когда он смотрел, как вяжет король, у него чесались руки.
– Где Феликс? – спросил Тибо, будто не услышал.
Феликс изумлял всех своей сноровкой. Он вязал шапку за шапкой в надежде, что Лисандр будет их носить, но в конце концов раздавал обитателям дворца.
– Уже идет, сир, – сказал Блез, входя в кухню.
Блез привел с собой герцога Овсянского, который нервничал и был явно не в своей тарелке. Этой зимой герцог страдал ужасно. Помимо холода его мучило присутствие чужих людей. В курительной комнате ему казалось, будто его уложили спать на сцене. Вечеров за печью он избегал, боясь упреков, что его парик занимает слишком много места. На беду для парика, ниша была уже набита битком, и, когда в нее, согнувшись пополам, вошел великан Феликс, места для него не оказалось. Но все сдвинулись, потеснились, и Феликс кое-как уселся на самом краешке. Тибо встретил его как мессию и тут же передал ему свое рукоделие. Рулевой стал подыскивать слова, чтобы повежливее выразить свое недоумение:
– Чем это должно стать, ваше величество?
– Я еще не решил, – соврал Тибо: он замахнулся на носок. – Не люблю отсекать возможности сразу.
– Как насчет салфетки, сир?
– Бесполезно, в такой-то холод. Пустая трата шерсти.
– Грелка на чайник?
– Пускай. Главное, объясни мне, как вернуть все распустившиеся петли.